Паша Кокарекин прижался головой к наушникам Воронова, старается разобрать, о чем толкует Михал Михалыч, и взрывается:

— А-а, собака! Дай! Дай я ему скажу…

Отмахнувшись, Воронов говорит что-то о разрешении на спуск. Начлагеря в альпинистских делах ни бе ни ме, но он начальник, ему дано право, и он должен распоряжаться! Однако Михал Михалыч тертый калач, понимает: конкретные разрешения, запреты отнюдь не в его интересах, мало ли чем может обернуться в недалеком будущем. И предпочитает разглагольствования.

— Вы уверены, товарищ Воронов, что требуется высылать спасательный отряд? — задает он вопрос и тут же топит его: — А, если, я повторяю, это ваши страхи? У страха глаза велики, а? — Обезопасить себя, перевалить ответственность на другого, предварительно запутав, завертев так, что ни начал, ни концов не сыщешь, вот задача.

У Воронова нервы крепкие, не Кокарекин, готов без особого напряжения внимать поучительным речам, если б не опасение, что окончательно откажут батарейки. Слышимость из рук вон, несмотря на отличнейшую погоду и едва ли не полное отсутствие помех, хотя там, на КСП, рация могучая. На его счастье, в разговор вмешивается, кажется, Семенов. Впрочем, он еще не уверен, на счастье ли, в такой ситуации не очень-то вычислишь, кто как себя поведет. Голос невыразительный, вялый, цедит едва-едва — скорее всего Семенов. Воронов начеку. Этот пустыми фразами сотрясать воздух не будет. Воронову весьма желательно получить официальное указание, что надлежит ему делать, как поступать. Официальное, да еще впоследствии чтобы могло быть подтверждено другими лицами. Воронов примерно знает, какая предстоит фантасмагория с расследованием причин, ошибок и вины, чьей-то вины обязательно. И пытается принять свои меры.

Лавину они засекли, говорит Семенов (Воронов узнал его окончательно), но никак не предполагали, что их группа окажется на пути лавины. Воронов не все разобрал дальше, опять же предпочтительнее, на его взгляд, рассказывать самому, нежели отвечать на вопросы, что он и делает по возможности подробно. Но слышимость с минуты на минуту падает, и сравнения нет, как при начале, когда Михаил Михайлович вел свои атаки.

Семенов повторил несколько раз, что спасательный отряд выйдет через час. Затем почему-то про фонари, дальше сплошное шипение, только «фонари» более или менее явственно.

Паша между тем вконец извертелся, и так и сяк прилаживаясь, чтобы узнать побольше. Когда же о «фонарях» речь пошла, возрадовался, словно это он к ночному выходу готовился, не спасатели. И не только возрадовался, но и вовсе осмелел. Взял и стянул наушники с Воронова и веселым голосом принялся орать в микрофон разную чепуху.