«Остановить кровотечение, — подумал Сергей. — Но как? Снять ботинок?..»

Минуту назад был уверен, больше ничего от него не потребуется — и новая забота.

«А зачем снимать ботинок? Забинтовать как есть. Ледоруб вместо шины…»

Индивидуальный пакет был в рюкзачном кармане, но карман оторвало. Надо перетаскиваться выше, где Жорин рюкзак. Легко сказать, но сколько еще потребовалось усилий от Сергея, прежде чем в руках его оказался бинт.

Мышцы на сломанной ноге Жоры сократились, кости нелепо выпирали сквозь штанину. Попробовал оттянуть ступню, соединить кости — не получилось. Долго прилаживал ледоруб, прибинтовывал, подсовывая бинт и оборачивая вокруг ноги, и еще подсовывал, и оборачивал, и натягивал.

Начинало темнеть. Тревожный, красноватый свет шел от снежного гребня по ту сторону ледникового цирка. Сергей поднял голову. По бирюзовой глади неба высоко-высоко протянулись тонкие, волнистые, опалово-розовые облачка, словно перья гигантских крыл, — верные предвестники надвигающейся непогоды.

«Явились-таки, — с горьким удовлетворением подумал Сергей. — Я знал вчера, что не продержится погода. Теперь через сутки повалит снег».

«Мы лежим в кулуаре. Кулуары — дорога лавин… — И снова: — Лавина, снег, кулуар…» Понятия эти пробуксовывали, не вызывая чувства опасности. Ничто не действовало на него сейчас полной мерой заключенного в себе значения. Сергей лежал, безучастный ко всему. В потоке приказаний, которые посылал мозг его телу, наступила пауза.

…Он говорил себе, что все идет хорошо. Лучше, чем следовало ожидать. Ему самому, несомненно, лучше. Научился избегать слишком острой боли. Если боль временами сокрушала его, сознание все равно возвращалось, и это замечательно. Двигаться сколько-то он может. Ноги, конечно…

«Жора без сознания. Почему? — перескочил он. — Шок? — Он пытался вспомнить, что знал из медицины, но ничего не приходило на ум. Потрогал его голову. Похоже, других травм, кроме перелома, нет. — Сотрясение?.. Холод на голову! — вспомнил он. — Чего-чего, а холода хватает».

Он смотрел на Жору, не мог оторваться от него, смотрел, почти как смотрит мастер на сделанную работу, гордясь ею, недоумевая и сокрушаясь. Неподвижное, серое лицо Жоры все еще будто упрекало Сергея. Серая кожа на лбу, серые щеки. Скулы и подбородок обросли щетиной. Губа верхняя под усами рассечена рубцом, несколько волосков шевелилось от дыхания. Смотрел, смотрел… И под его взглядом лицо Жоры Бардошина начало меняться. Оживать…

Сергей не сразу заметил эти изменения — все было заторможено в нем. Лишь когда Жора открыл глаза, повел зрачками, увидел свою ногу с прибинтованным ледорубом, и лицо его дрогнуло, исказилось в попытке что-то сказать, — Сергей… удивился, нет — обрадовался.