Второй собеседник повернулся к ложе принца и долго рассматривал его сощуренными глазами.

– Ты хочешь сказать, что эта двуногая простокваша,

которая пропахла уборной и сидит там, в ложе, метит короноваться? Так, что ли?

– Совершенно так… именно так!

– Но…

– Ты хочешь сказать, что у него нет данных для этого, что он слишком мочала? Не беспокойся, за него все сделают другие. Ему останется только положить в рот верноподданное отечество со всеми угодьями и обитателями…

Ты видел, какую бумажку он швырнул маленькой Лите?

– Десять тысяч, – ответил Атанас, поперхнувшись цифрой, как будто четыре нуля ее застряли у него в горле.

– Они самые! А ты видел когда-нибудь у этого недоноска больше медного гроша?

– Нет… Так значит?.

– Так значит, друг мой, что у него завелся банк… Банки же бывают разные, включительно до плавучих, и в данном случае это так и есть…

– Иностранцы?

– Да… и я соображаю. Если он будет королем, даю сейчас выпростать все мои потроха, если я – да и ты – не будем министрами. Мне надоели темные аферы. Я хочу стать честным демократом. Хоть ненадолго… Для развлечения».

– Что же, мы пойдем представляться этой кукле?

Коста бросил в пепельницу огрызок сигары и отмахнулся от голубой змейки дыма, которая закарабкалась по его лицу.

– Сейчас нет… Рано… И потом честь не позволяет мне сидеть рядом с народными представителями. Подождем удобной минуты. Кроме того, не забудь, что завтра мы едем к куриному генералу. И так как третий час утра, я полагаю, что члены торгового дома «Кантариди и сын»

нуждаются в кратком отдыхе.

Он поднялся, отряхнул крошки с костюма, направился к дверям, сопровождаемый компаньоном, и у самого входа разминулся с тремя наутилийскими моряками, только что прибывшими в «Преподобную Крысу».

Двое из них ничем не были замечательны, третий обратил на себя общее внимание почти неприятной красотой. Женские взоры в зале повернулись к нему с такой стремительностью, что некоторые потом уверяли, будто слышали скрип глазных яблок в орбитах при этом внезапном маневре.

Баронет Осборн (это был он) со спутниками угрюмо занял большой стол визави коронной ложи, веселье в которой приняло к этому времени уже совсем свободный характер. Он не обращал никакого внимания ни на обстрел восхищенных зрачков, ни на хохот и крик из ложи.