Но шалунья Шехеразада несла в эту ночь в своих благоуханных ладонях совершенно нежданные сюрпризы высшему свету республики, и внезапно прошедший по залу ветерок удивления заставил всех повернуться к парадной ложе рядом со сценой, которая носила громкое имя «коронной».

В ней неожиданно для всех появился человек.

Собственно, в этом не было ничего удивительного.

Всякий республиканец, обладавший свободной наличностью, чтобы заплатить за ложу, мог свободно располагать ею по своему усмотрению, и этим правом пользовались многие из чувства самолюбивого патриотизма, чтобы осчастливить себя хоть кратким прикосновением к креслам, на которых восседали некогда монархи Ассора.

Удивление же, охватившее посетителей старого Баста, было вызвано личностью человека, занявшего ложу, – так как у барьера ее, между двумя женщинами из хора «Преподобной Крысы», непринужденно расположился принц

Максимилиан Лейхтвейс.

Каждому гражданину Итля, даже не державшему еще первого экзамена по закону божьему и не научившемуся заправлять как следует хвост рубашки в разрез штанишек,

было твердо известно, что у принца Максимилиана никогда не бывает одновременно денег больше, нежели нужно для покупки одной коробки сигарет из сена.

В «Преподобной Крысе» он бывал, правда, ежедневно, но лишь потому, что Антоний Баст, имевший ранее отношение к дворцовым кухням летней резиденции монархов

Ассора, питал к молодому человеку сентиментальную привязанность, свойственную отставным поварам высочайших особ.

Принцу Максимилиану был разрешен раз навсегда свободный вход в заведение старика и даже подавался обычно ужин из двух блюд, составленный из остатков вчерашнего меню. Принц имел и свой столик, в углу ресторана, рядом с входом в мужскую уборную, и на этом столике была привинчена серебряная пластинка с монограммой и короной, которую молодой человек самоотверженно сорвал со своего портсигара.

Но занятие коронной ложи было для бедного юноши такой же несбыточной мечтой, как и возвращение суверенных прав на трон Ассора.

Поэтому шепот изумления при виде обладателя ложи был вполне законен и своевременен. Несколько пар лорнетов уставились на принца с плохо скрываемой настойчивостью.

Антоний Баст с высоты своего сидения у буфета нахмурился. В его расчеты вовсе не входила такая открытая роялистская демонстрация, так как среди посетителей могло оказаться немалое количество людей, приверженных республиканскому строю настолько, что присутствие на почетном месте потомка изгнанной династии, прикрепленного к ресторанной уборной, могло заставить их прекратить посещения «Преподобной Крысы».