– Войдите, – сказал он с неудовольствием, откладывая перо.

– А, господин гофмейстер! Чем обязан чести видеть вашу милость? – приветствовал он вошедшего Атанаса.

Атанас молча прошел через комнату и сел в кресло.

– Слушай, Коста, – начал он, – я пришел поговорить серьезно…

– Знаешь, старик, мне, право, не до серьезных разговоров. Не можешь ли ты выбрать другое время? – прервал его Коста.

Атанас часто замигал глазами.

– Нет! Хочешь ты или не хочешь, а выслушай меня!

– Ну, говори. Можно подумать, под тобой горячая сковородка, что тебе так не терпится. Говори, да скорей.

– Видишь ли… Моя башка не выдерживает этого… Я

не в себе. Это мне не по нраву. Я чувствую себя так, как будто меня с ног до головы затянули в корсет…

– Что ты мелешь, старина? – обеспокоенно спросил

Коста.

– Я не знаю, – продолжал Атанас, – ради какого дьявола ты полез в петлю и для чего тебе это нужно. Ты всегда был непонятен для меня. Но ты сам за себя отвечаешь. А

при чем я? Ты придумал для меня эту клоунскую должность гофмейстера. Помнишь, ты сам говорил, что от придворного слога можно вывихнуть челюсти. Так я вывихнул уже не только челюсти, но и мозги. Мне это надоело.

Я простой рыбак и привык жить, как мне хочется. А теперь мне нельзя говорить громко, нельзя ругаться, когда хочется. Я должен шаркать, кланяться, ходить в этом золоченом футляре, сморкаться только в платок, не махать руками и еще тысячи всяких глупостей.

– Чего же ты хочешь, старый осел? – спросил иронически Коста.

– Отпусти мою душу на покаяние. Я больше не могу. Я

хочу по-прежнему лежать на молу, ловить султанку, встречать солнце, плевать в море. Вообще я хочу быть свободным человеком, а не гофмейстером. Если ты меня не отпустишь – я все равно сбегу. Я не политик…

Коста хлопнул ладонью по столу.

– Я не думал, что у тебя нервы, как у оперной певицы.