Судорожно шевеля лопатками, он хрипло проговорил:

– Я все сказал. Ясно?

В тоне его чувствовался бесшабашный вызов смерти. Я

еле сдержал себя, чтоб не вздрогнуть.

– Господин Хомяков, – сказал мне Гюберт. – Этот субъект утверждает, что родился в городе Баталпашинске, Армавирской области. Насколько мне известно, Армавирской области не существует и не существовало в составе русской федерации. А вы как считаете? Помогите мне разобраться.

Гюберт говорил бесстрастно, без интонаций. Казалось, слова срываются с его губ независимо от его желания.

«Что же мне ответить? Лгать, как лжет он, этот юноша, запутаться, навлечь на себя подозрение, поставить под угрозу провала большое дело, доверенное мне, или разоблачить его, советского человека?»

Я колебался недолго и ответил:

– Я не бывал в тех краях, но мне кажется…

Мне не дали докончить.

– Плевать я хотел на то, что вам кажется, – прервал парашютист, заставив меня вздрогнуть. – И на все плевать я хотел… Я лучше знаю, где я родился! – И он смерил меня с ног до головы взглядом, полным ненависти и презрения.

Я понимал его. Отлично понимал, преклонялся перед его мужеством.

– Все ясно… – с холодным безразличием произнес

Гюберт и опросил пленного: – Вы по-немецки понимаете?

Тот как-то злорадно усмехнулся и с неплохим произношением ответил:

– Ферштее нихьтс12.

Гюберт поморщился и вновь спросил:

– По всей вероятности, вы офицер. Так?

– Да, и горжусь этим.

– Чин?