– Чины у вас, мы без них обходимся.

– Прошу прощения, – иронически заметил Гюберт. –

Звание?

– Лейтенант.

– Зачем пожаловали в наши края?

– Это не ваши, а наши края. Я могу вас опросить: зачем вы сюда пожаловали?

«Молодец! – отметил я про себя. – Герой!»

Я непреодолимо хотел чем-нибудь – жестом, кивком или движением глаз ободрить смелого советского воина, но об этом нечего было и думать. Я взглянул на Гюберта. В

его глазах мерцали злые огоньки, губы подрагивали. Но он невозмутимо, даже без угрозы, предупредил:

– Ничего, скажете, товарищ Проскуров.

– Закурить дайте! – неожиданно потребовал тот.

– Это дело другое, – произнес Гюберт. Он взял сигарету, раскурил ее и, подойдя к Проскурову, сунул горящим концом в рот.

Проскуров дернулся, облизал губы и сплюнул.

– Я презираю вас, слышите вы! – крикнул он в лицо

Гюберту. – Презираю! Не прикасайтесь ко мне! – И он

12 Не понимаю.

топнул ногой. – Вы способны издеваться над детьми и безоружными… Вы трус! Вы подлый трус! Развяжите мне руки, и я не посмотрю, что у вас пистолет. Я прыгну на вас и перегрызу вам горло! Я не боюсь вас!… И не скажу вам больше ни слова!

Все это он выпалил дрожавшим от ярости голосом.

Ярость была не только в голосе, но и в его глазах, в искаженном лице.