Это была кобыла гнедой масти, с торчащими ребрами, очень спокойная на вид.

Фома Филимонович не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Это было важно, однако не давало никаких гарантий, что все в порядке.

Фома Филимонович снова взобрался на телегу, достал кисет и бумагу, скрутил самокрутку и закурил.

А сигнала от ребят все не было, не было и их самих.

Прошло полчаса, три четверти, час – положение оставалось прежним.

Вдруг Фома Филимонович, сидящий на телеге, насторожился, склонил голову набок и затем стал всматриваться в растущие вблизи деревья.

Я и Логачев застыли. В чем дело? Что произошло? Что заметил или услышал старик?

Фома Филимонович слез с телеги, взял дарственную централку, подошел к отдельно стоящей березке и, взглянув на ее крону, стал постукивать прикладом о ствол. И

только тут я заметил малюсенькую пушистую белку, испуганно метавшуюся в ветвях березы. Так вот кого увидел старик.

Я посмотрел на Логачева. Он улыбнулся. Значит, и он заметил белку.

Неопытная, должно быть вышедшая на свою первую самостоятельную прогулку, она, увидев незнакомое двуногое существо, и не знала с перепугу, что делать. Береза стояла на отшибе, перепрыгнуть зверьку некуда, и белка, пометавшись, прижалась к стволу и замерла.

– Спускайся, спускайся, дурочка! – ласково звал ее

Фома Филимонович. – Ишь какая крохотулька! Ну, спускайся же, а не то я сам доберусь до тебя.

Только теперь я убедился, что Фома Филимонович ни о чем не знает и никакая опасность нам пока не грозит. Я взял

Логачева за руку, и мы вышли из засады. Старик тотчас же повернулся к нам лицом.

– О! Кондрат, Миколка! Смотрите! – И Фома Филимонович показал на белку. – Словим? Это Таньке. Она страсть как любит всяких зверюшек. Ну-ка, Миколка, ты половчее меня…

Теперь у меня окончательно рассеялись все сомнения.

По настроению Фомы Филимоновича было ясно, что в «осином гнезде» не произошло ничего непредвиденного для нас.

Логачев положил на землю автомат и полез на березу.

Видя опасность, белка тоже стала взбираться повыше.