5

– Как я выгляжу? – спрашивает Розмари, выходя из своей комнаты.

– Нормально, – отвечаю.

Скоро семь, а в семь нам предстоит картежничать у

Бэнтона, и моей квартирантке хочется выглядеть естественной, иметь вид человека, которого не особенно печалит убийство почти незнакомого соседа. Лицо ее, сейчас спокойное, снова обрело вполне здоровый цвет, возможно не без помощи косметики.

Подбоченясь – поза выставленных в витринах манекенов, – она делает несколько шагов по комнате, как бы приучая себя держаться просто и непринужденно.

– Вы будете выглядеть еще лучше, – замечаю я, – если в своей непринужденности не перестараетесь.

– На что вы намекаете? – вздрагивает она и останавливает на мне взгляд.

– На то, как вы себя вели в присутствии полицейских.

Вначале вы совершенно одеревенели, а потом собрались с духом и до такой степени распустили язык, что неизбежно вызвали бы подозрение, если бы они так не торопились.

Вам бы неплохо быть сегодня сдержанней и не оглушать всех вашим не в меру звонким и ужасно фальшивым смехом. Она молчит, как бы подавленная моими словами.

– Вы меня разочаровываете, дорогая, – считаю я нужным добавить. – Вы, женщина столь сложная по натуре…

– Но у меня нет ничего общего с преступным миром, Пьер.

– Вот и прекрасно. В самом деле, не вы же его убили?

– Вы хотите снова довести меня до истерики, – бросает

Розмари дрожащим голосом. – Что из того, что не я его убила? Ведь я там была и все видела своими глазами: лежащий на полу труп и кровь… столько крови… Меня могли застать на месте преступления и спросить, что мне здесь нужно, возле этого трупа, в этой комнате, поинтересоваться, почему я так часто бывала в этой вилле, что у меня общего с этим стариком, и… еще минута, и я бы влипла по уши…

Она умолкает на время, затем, внезапно переменив тон, как это ей свойственно, спрашивает:

– А вы уверены, что сюда звонил именно Гораноф?