Бог знает где, но только не там, где можно было найти.

Роже предоставил Бретону полную свободу действий и поручил ему подкупить кого-либо из слуг маркиза де

Руаянкура. Однажды утром, одевая своего хозяина, Бретон сообщил, что кучер маркиза, с которым накануне дурно обошлись, готов за сто луидоров развязать язык. И посоветовал шевалье воспользоваться обидой кучера.

Д'Ангилем последовал этому совету; он послал кучеру сто луидоров и в тот же день услышал из уст этого плута следующее.

Каждый вечер, начиная с того самого дня, когда Сильвандир уехала из дому, маркиз де Руаянкур после ужина отправлялся в небольшую деревушку Люзарш – иногда верхом, иногда в карете; он проводил там четыре или пять часов, а в два часа ночи неизменно отправлялся обратно в

Париж, куда и приезжал к четырем часам утра. Затем он укладывался в постель. Для того, чтобы все думали, будто он вовремя возвращается домой, его экипаж всегда подъезжал к особняку не позднее полуночи, и слуги – за исключением кучера, знавшего, что он везет пустую карету, и камердинера, ждавшего возвращения маркиза до четырех часов утра, – считали, что это приехал домой их хозяин.

Шевалье напал на первый след. Он твердо решил добраться до другого конца нити, которую теперь держал в руках, и потому самолично отправился в Люзарш.

Там он принялся наводить справки и узнал, что года полтора назад некая молодая дама сняла дом и жила там в полном одиночестве. Ей прислуживала монахиня. Каждый вечер какой-то мужчина, с виду аристократ, приезжал повидать эту даму. Шевалье описал наружность молодой женщины и у него не осталось никаких сомнений в том, что то была Сильвандир; ему нарисовали портрет мужчины, и он тотчас же узнал маркиза де Руаянкура.

Окажись на месте Роже другой человек, он бы пришел в ярость и вызвал маркиза на дуэль или подослал бы наемных убийц, чтобы те напали на него из-за угла. Но шевалье понимал, что если он даст волю гневу, то может снова попасть в Фол-л'Евек, а если он затеет дуэль, то, чего доброго, опять угодит в Бастилию, а уж за попытку убить человека –

впрочем, шевалье даже в голову не пришло мстить таким низким способом – ему попросту грозила бы позорная казнь.

Вот почему шевалье решил, что все это никуда не годится: он хотел отомстить так, чтобы при этом не навлечь на себя кару, остаться на свободе и по-прежнему вкушать все радости жизни.

К тому же он ненавидел прежде всего и больше всего

Сильвандир: ведь это она предала его, это ее он в свое время любил, это она сделала его, пусть ненадолго, счастливым; потому-то он сейчас так сильно ее ненавидел, хотя и опасался в то же время, что все еще продолжает ее любить.