Дон Руис побледнел и закрыл глаза.

– Так, значит, им удалось спастись? – спросил он немного погодя, поборов слабость огромным усилием воли.

– Надо сказать, что этот разбойник – он нагло называет себя дворянином – вел себя по отношению к ним, как настоящий принц; мой сын рассказал, что он отпустил их без выкупа и даже без всяких обязательств, а это тем более удивительно, что в Андалусии дон Иниго самый богатый дворянин, а донья Флора – самая красивая девушка.

Дон Руис вздохнул с облегчением.

– Вот, значит, как он поступил! Тем лучше!

– Да, я вам все говорю о своем сыне, доне Рамиро, и никак не спрошу о вашем сыне, доне Фернандо? Он все еще путешествует?

– Да, – еле слышно отвечал дон Руис.

– Вот хороший случай устроить его при дворе нового короля, дон Руис. Вы – один из самых знатных дворян

Андалусии, и если бы вы попросили милости у короля дона

Карлоса, то хоть он и окружен фламандцами, но из политических соображений, право, согласился бы.

– Я действительно хочу попросить короля дона Карлоса об одной милости, но сомневаюсь, что он согласится, –

отвечал дон Руис.

В это время на башне Вела пробило два часа. Два удара, зазвеневшие в воздухе, обычно возвещали о том, что вода пущена в городские каналы. Но на этот раз они означали и другое. Как только вода ринулась в каналы, забила из водометов, забурлила во всех бассейнах, звуки труб возвести-

ли, что король дон Карлос поднимается по склону холма

Альгамбры, и все поспешили к воротам Юзефа, чтобы быть там в тот миг, когда король сойдет с коня.

Дон Руис остался на площади один, только теперь он стоял. Дон Лопес пошел вслед за другими.

Звуки фанфар усилились, возвещая, что король уже поднялся на холм и приближается. Наконец король появился на высоком боевом коне, закованном в латы, словно для битвы. Сам же Карл был в доспехах, украшенных золоченой насечкой. Только голова его была не покрыта, словно он хотел поразить испанцев тем, как мало в нем испанского.

И правда, как мы уже говорили, у сына Филиппа Красивого и Хуаны Безумной не было ни единой кастильской черты, весь его облик целиком состоял, если можно так выразиться, из черт Австрийского дома. Был он невысок, коренаст, голова словно ушла в плечи; у него были рыжие, коротко остриженные волосы, русая борода, голубые, чуть прищуренные глаза, орлиный нос, красные губы, выдающийся подбородок; он всегда старался держать голову высоко и прямо, – казалось, ее подпирает стальной ошейник. Когда он шел пешком, чудилось, будто он несет тяжкую ношу, зато облик его тотчас же менялся, стоило ему сесть верхом, – он был отличным наездником и ловко управлял конем, и чем горячее был конь, тем превосходнее держался всадник.