– Так знай же, – после минутного молчания произнес он, – помилование, о котором ты меня просишь, у меня в руках, хотя я и поклялся никому не давать помилования. Но оно требует выполнения двух условий.

– Значит, ты дашь мне бумагу о его помиловании? –

обрадовалась девушка, пытаясь схватить руку короля и прильнуть к ней губами.

– Подожди, не благодари, пока не узнаешь об условиях.

– Я слушаю, о мой государь! Я жду, о брат мой! – воскликнула Хинеста, поднимая голову и смотря на Карлоса с неизъяснимой улыбкой радости и преданности.

– Итак, первое условие. Ты возвращаешь мне перстень, уничтожаешь пергамент и даешь страшную клятву никому не говорить о своем царственном происхождении, единственным доказательством которого они являются.

– Государь, – отвечала девушка, – перстень на вашем пальце, храните его, пергамент в ваших руках – разорвите его, произнесите слова клятвы, и я повторю ее. Ну, а второе условие?

Глаза короля сверкнули, но тотчас же померкли.

– У нас, людей, стоящих во главе церкви, существует такой обычай, – продолжал дон Карлос. – Если мы даруем помилование какому-нибудь великому грешнику, то требуем одного: чистая непорочная девушка может добиться его духовного очищения, если будет молиться у подножия алтаря, прося милосердного бога спасти его. Можешь ли ты указать мне на такое невинное, непорочное создание, девицу, которая постриглась бы в монастырь, отказалась от суетного мира и стала бы молиться денно и нощно за спасение души того, телесную оболочку которого я спасу.

– Могу, – отвечала Хинеста. – Укажите только монастырь, в котором я должна буду дать обет, и я постригусь в монахини.

– Да, но для этого в монастырь еще нужно внесли вклад, – негромко сказал дон Карлос, словно ему было стыдно сообщать Хинесте о последнем условии.

Хинеста горько усмехнулась и, вынув из-за пазухи небольшой кожаный мешочек с гербом Филиппа Красивого, развязала его и высыпала к ногам короля горевшие огнем камни.

– Вот мой вклад, – промолвила она. – Вероятно, этого достаточно. Мать не раз говорила, будто эти алмазы стоят миллионы.

– Так, значит, вы отрекаетесь от всего? – спросил дон

Карлос. – Отрекаетесь от своего положения, от будущего счастья, от мирских благ ради того, чтобы добиться прощения разбойнику?

– Отрекаюсь, – отвечала Хинеста, – и прошу лишь об одной милости – позвольте мне отнести ему бумагу о помиловании.

– Хорошо, – согласился дон Карлос. – Ваше желание будет исполнено.

И, подойдя к столу, он написал несколько слов и скрепил их печатью. Затем он приблизился к Хинесте своей медлительной и степенной походкой и сказал: