Он даже какой-то чужой. Эта огромная крепость…

– Ее строили по моему проекту, – сдержанно заметил

Коссар.

– Ну, а теперь?

– Что ж! Я отдал ее Сыновьям.

Редвуд не увидел, скорее ощутил широкий взмах его руки.

– В том-то и суть. С нами покончено или почти покончено.

– А ваша миссия? – напомнил Коссар.

– Конечно. Но потом…

– С нами покончено.

– Вот видите. Значит…

– Ну, конечно, мы вышли из игры, мы, два старика! – В

голосе Коссара прорвалось хорошо знакомое Редвуду яростное нетерпение. – Конечно, так. Само собой разумеется. Всякому овощу свое время. А сейчас пришло их время. Так и должно быть. Мы расчистили для них почву.

Сделали свое дело и уходим. Понятно? Для этого и существует смерть. Наш маленький мозг и маленькие чувства исчерпываются, и тогда молодые начинают все снова.

Снова и снова! Очень просто. Чего ж тут огорчаться?

Он перевел дух и помог Редвуду подняться по каким-то ступеням.

– Да, – начал Редвуд, – но когда чувствуешь…

И не договорил.

– Для того и существует смерть, – настойчиво повторил, поднимаясь следом, Коссар. – Как же иначе? Тогда бы все остановилось! Нет, для того и существует смерть.

После несчетных поворотов и подъемов они, наконец, вышли на выступающую площадку, отсюда был виден почти весь котлован, – отсюда Редвуда могли услышать все гиганты. Они уже собрались вокруг, кто внизу, кто над ним, и додали. Старший сын Коссара стоял наверху, на насыпи, при свете прожекторов зорко оглядывая все окрест: противник мог и нарушить перемирие. Тех, кто работал у огромного механизма в углу, опять и опять озаряли красноватые вспышки. Оба были почти нагие; они тоже смотрели на Редвуда, но все время следили и за раскаленным металлом, который не могли оставить ни на минуту. Даже они, стоявшие к нему ближе других, казались неясными в переменчивых отсветах, а уж остальных Редвуд совсем не мог разглядеть. Они появлялись и вновь тонули в бездонной тьме. Ибо в котловане старались жечь как можно меньше света, чтоб легче заметить врага, если он внезапно нападет, подкравшись во мраке.