За поворотом коридора зашуршало, застучало и понесло звоном шпор.

– Где арестованный?

– Асад-Али-хан!

Поручик на рысях вылетел из-за стены. Он был налит до переносицы служебным негодованием.

– Куда вас шайтан унес? В нужник! А разговаривать?..

Кто вам разрешил? Я разрешил? Ротмистр? Тебе приказ был дан? Дан, я спрашиваю?

Мамед молчал.

– Арестую! Замурую в карцере!

Он теребил ремни, и уже кулак его готовился к зуботычине. Вахмистр бросился между ними и закричал потерянным голосом:

– Ну, не расходись, поручик!

Тот оторопел и через несколько недоуменных, испуганных мгновений завизжал:

– Бунт!..

Услышав чьи-то поспешные шаги, сказал лживо и холодно:

– Арестованного требует к себе господин ротмистр.

Векиль-баши замер. Это прощение. Он не знал своей вины, проступка, но это прощение. Что он наделал! Он готов был броситься к Асад-Али-хану с извинениями.

Чванный денщик ротмистра подошел к ним и, воротя румяное, нахальное лицо холуя и педераста, сообщил брезгливо:

– Ротмистр раздумал, господин поручик. Пусть Гулям-Гуссейн сидит спокойно. Не нужен…

Асад-Али-хан оскалил зубы и молча ушел с денщиком.

XIII