– Бедный Якопо! Твоя участь ужасна! Я всегда буду молиться за тебя.

– А ты, Джельсомина?

Дочь смотрителя молчала. Она ловила каждое слово, оброненное Якопо, и теперь, когда она поняла всю правду, счастливые глаза ее сверкали почти неестественным блеском.

– Если ты еще не убедилась, Джельсомина, – сказал

Якопо, – что я не тот негодяй, за которого меня принимали, тогда лучше мне было онеметь!

Она протянула ему руку и, бросившись к нему на грудь, заплакала.

– Я знаю, каким искушениям тебя подвергали, бедный

Карло, – сказала она нежно, – как безгранично ты любил своего отца.

– Ты прощаешь мне, Джельсомина, что я обманывал тебя?

– Здесь не было обмана. Я видела в тебе сына, готового отдать жизнь за отца, и не ошиблась в этом.

Добрый монах наблюдал эту сцену с участием и состраданием. По его щекам катились слезы.

– Ваша любовь бесконечно чиста, – сказал он. – Давно ли вы знаете друг друга?

– Уже несколько лет, падре.

– Бывала ли ты с Якопо в камере его отца, Джельсомина?

– Я всегда провожала его туда, падре.

Монах задумался. Спустя несколько минут он начал исповедовать узника и дал ему отпущение грехов с искренностью, доказывавшей глубину его расположения к молодым людям. Затем он взял за руку Джельсомину и, прощаясь с Якопо, ласково и спокойно взглянул на него.

– Мы покидаем тебя, – сказал он, – но будь мужествен, сын мой. Я не могу поверить, что Венеция останется глуха к истории твоей жизни! И верь, эта преданная девушка и я сделаем все, чтобы спасти тебя.

Якопо выслушал это заверение как человек, привычный ко всему. Он проводил гостей грустной и недоверчивой улыбкой. И все же в ней светилась радость человека, облегчившего свою душу.

ГЛАВА 30