А-Чун не скупился, когда речь шла об образовании его детей.

– Не жалейте денег, – говорил он в прежние времена

Паркинсону, если этот нерадивый моряк выражал сомнение, стоит ли тратиться на совершенствование мореходных качеств «Веги». – Вы водите шхуну – я плачу по счетам.

Точно так же было с его сыновьями и дочерями. Их дело получать образование и не считаться с расходами.

Первенец Гарольд учился в Гарварде и Оксфорде. Альберт и Чарльз поступили в Йель в один и тот же год. Дочери же, от самой старшей до младшей воспитывались в закрытой школе Миллз в Калифорнии, а затем переходили в Вассар, Уэллсли или Брин Маур. Те, кто желали, завершали образование в Европе. Со всех концов земли возвращались к

А-Чуну сыновья и дочери и высказывали все новые пожелания и советы по части усовершенствования строгого великолепия его резиденций. Сам А-Чун предпочитал откровенную пышность восточной роскоши. Но он был философ и прекрасно понимал, что вкусы его детей безукоризненны и полностью соответствуют западным стандартам.

Разумеется, дети его не были известны как дети А-Чуна.

Подобно тому, как он из простого кули превратился в мультимиллионера, точно так же и имя его претерпело изменение. Мамаша А-Чун писала фамилию А'Чун, а ее отпрыски мудро опустили апостроф и превратились в

Ачунов. А-Чун не возражал. Как бы ни писали его имя, это не нарушало его удобств и философского спокойствия.

Кроме того, он не был горд. Но когда требования детей

А-Чуна настолько возросли, что речь зашла о крахмальной сорочке, стоячем воротничке и сюртуке, это уже нарушало его удобства и покой. А-Чун не носил европейское платье.

Он предпочитал свободные китайские халаты, и семейство не смогло заставить А-Чуна отказаться от его привычек ни уговорами, ни силой. Молодые Ачуны испробовали оба способа и во втором случае потерпели особенно катастрофическое поражение. Надо сказать, что они недаром побывали в Америке. Там они познали всю действенность бойкота как оружия организованного труда, и вот они стали бойкотировать Чун А-Чуна, своего отца, в его собственном доме, при подстрекательстве и содействии мамаши А-Чун. А-Чун, хотя и невежественный в том, что касалось западной культуры, был достаточно хорошо знаком с отношениями между предпринимателями и рабочими на Западе. Как крупный работодатель, он знал, что следует противопоставить тактике организованного труда.

Недолго думая, он объявил локаут 14 своим взбунтовавшимся отпрыскам и заблудшей супруге. Он рассчитал прислугу, заколотил конюшни, запер все дома и переехал в гавайский отель «Ройял», основным держателем акций какого он, между прочим, являлся. И пока вся семья в смущении и ярости металась по знакомым, А-Чун спокойно занимался многочисленными делами, покуривал трубку с крошечной серебряной чашечкой и обдумывал проблему своего необыкновенного семейства.