Смиту. И вот ни в чем не повинного шапочника, которого никто не мог бояться или ненавидеть, на которого никто и никогда всерьез не обижался, кто-то в слепом ли бешенстве или во хмелю сразил вместо честного Смита, у которого на руках двадцать кровных ссор.

– Что же теперь делать, бэйли? – кричали в толпе.

– А это, друзья, порешат за вас ваши выборные, как только прибудет сэр Патрик Чартерис – его ждут с часу на час – и мы сойдемся все на совет. Тем временем хирург

Двайнинг осмотрит эти бедные останки, чтобы сказать нам, как постигла нашего согражданина его роковая участь. А

тогда обрядим тело в чистый саван, как благоприличествует честному горожанину, и возложим перед высоким алтарем в церкви святого Иоанна, покровителя Славного

Города. Прекратите шум и крик, и пусть каждый из вас, кто способен держать оружие, если любит он Славный Город, препояшется мечом и будет готов явиться на Хай-стрит, едва раздастся звон общинного колокола, что на башне ратуши, – и либо мы отомстим за смерть нашего согражданина, либо примем такую судьбу, какую пошлет нам небо. А до той поры, покуда мы не узнаем, кто чист и кто виновен, избегайте завязывать ссоры с рыцарями или их людьми… Но что он мешкает, бездельник Смит? Как начнется потасовка, в которой он совсем не нужен, он тут как тут, а теперь, когда потребовалось послужить Славному

Городу, его не дождешься!. Что с оружейником? Неладно?

Знает кто-нибудь? Веселился он на проводах карнавала?

– Он то ли болен, то ли одурел, мастер бэйли, – сказал один из городских голов, как называли в те времена старшин ополчения. – Посудите сами: его молодцы говорят, что он дома, а он не отзывается и не впускает нас.

– Разрешите, ваша милость, мастер бэйли, – сказал

Саймон Гловер, – я сам схожу и приведу Генри Смита.

Мне, кстати, нужно уладить с ним небольшой спор. И

благословенна будь пречистая, что он в добром здравии, когда четверть часа назад я уже не чаял застать его живым!

– Приходи с храбрым Смитом в городской совет, –

сказал Крейгдэлли, в то время как какой-то йомен верхом на коне прорвался сквозь толпу и шепнул ему что-то на ухо. – Тут явился добрый человек и говорит, что рыцарь

Кинфонс уже въезжает в ворота!

Вот по какому случаю Саймон Гловер явился нежданным гостем в дом Генри Гоу.

Откинув колебания и сомнения, какие могли бы удержать других, он прошел прямо в гостиную и, услышав возню тетушки Шулбред, поднялся на правах старой дружбы в спальню, небрежно бросив в оправдание: «Извини, соседушка», отворил дверь и вошел в комнату, где его ждало странное и неожиданное зрелище. Звук его голоса оживил Мэй Кэтрин куда быстрее, чем могли подействовать все меры и лекарства тетушки Шулбред, а бледность на ее лице сменил горячий жар самого милого румянца. Она оттолкнула от себя любимого обеими руками, которые до той минуты он все время поглаживал, а она не отнимала – потому ли, что пришла в себя, или по влечению, пробужденному в ней событиями этого утра. Генри Смит, застенчивый, каким мы его знаем, встал, шатаясь, и все присутствующие были в большей или меньшей мере смущены, за исключением тетушки Шулбред: воспользовавшись первым же предлогом, она повернулась спиной к остальным, чтобы вволю посмеяться над ними. А Гловер, хоть и пораженный неожиданностью, но больше обрадованный, быстро оправился и от души рассмеялся тоже.