каждым словом, которое он слышал, он все больше убеждался, что видит перед собой сына своего благодетеля.
Ценою огромных усилий, он не давал воли своим чувствам, но когда, перебирая в памяти образы детства, Бертрам дошел до своего учителя, он уже больше не мог утерпеть. Он вскочил, сложил руки и, весь дрожа, со слезами на глазах, громко закричал:
– Гарри Бертрам, посмотри, неужели ты меня не узнаешь?
– Да, – воскликнул Бертрам, вставая с места, будто свет озарил его вдруг, – да, Гарри, так меня действительно звали! И это действительно мой милый учитель, я узнаю его и по голосу и по виду!
Домини бросился в его объятия; он несчетное число раз прижимал его к груди, охваченный буйным восторгом, от которого сотрясалось все его тело, безудержно всхлипывал, а потом, как выразительно говорится в Библии, возвысил голос и громко зарыдал.
Полковник Мэннеринг тоже взялся за платок; Плейдел морщился и протирал очки, а добряк Динмонт два раза громко всхлипнул и сказал:
– Это же просто черт знает что! Такого со мной ни разу не бывало с тех пор, как я старуху мать похоронил.
– Ну довольно, довольно, – сказал наконец адвокат. –
Тише, суд идет. Нам еще много всего предстоит сделать; надо, не теряя времени, собрать нужные сведения; придется, по-видимому, кое-что предпринять сейчас же, не дожидаясь утра.
– Я велю тогда оседлать лошадь, – предложил полковник.
– Нет, нет, успеется. С этим можно еще подождать. .
Только знаете что, Домини, довольно. Я уже дал вам излить ваши чувства. Время ваше истекло. Позвольте мне продолжать допрос.
Домини привык повиноваться всем, кто этого требовал.
Он снова плюхнулся в кресло и покрыл лицо клетчатым носовым платком, воспользовавшись им, как некогда греческий художник – покрывалом. По сложенным рукам можно было догадаться, что он погрузился в благодарственную молитву. Он то выглядывал из-за своего покрывала, как будто с тем, чтобы удостовериться, что радостное видение не растаяло в воздухе, то опускал глаза и снова благоговейно молился про себя, пока наконец внимание его не привлекли вопросы адвоката.
– А теперь, – сказал Плейдел, после того как он тщательно расспросил нашего героя о самых ранних воспоминаниях детства, – а теперь, мистер Бертрам, – я думаю, мы должны уже называть вас вашим настоящим именем, –
сделайте милость, расскажите подробно все, что вы припоминаете о вашем отъезде из Шотландии.
– События этого дня, сэр, действительно были так ужасны, что оставили в памяти неизгладимый след, но, должно быть, именно этот ужас и смешал в одно все подробности виденного тогда. Помню, я где-то гулял, по-моему это было в лесу...