Не знаю, который был час, когда меня разбудил Бэллерс, вошедший ко мне в номер со свечой. Я сразу увидел, что перед этим он, вероятно, сильно напился, потому что был с ног до головы облеплен грязью, но теперь он казался совсем трезвым и, как легко было заметить, с трудом сдерживал волнение. Он весь дрожал, и несколько раз в течение нашего разговора по его щекам начинали катиться слезы.

– Простите меня, сэр, за такое несвоевременное посещение, – сказал он. – Я не оправдываюсь. Мне нет оправдания. Я сам виноват и наказан за это. Я пришел к вам просить у вас помощи, а не то, боюсь, я сойду с ума.

– Да что случилось? – спросил я.

– Меня ограбили, – сказал он. – Но я сам виноват и поделом наказан.

– Господи! – воскликнул я. – Да кто же мог вас ограбить в таком городке?

– Не знаю, – ответил он, – не знаю. Я лежал без чувств в канаве. Это – унизительное признание, сэр. Могу только сказать в свое оправдание, что вы сами по доброте душевной могли отчасти стать этому причиной. Я не привык к шипучим винам.

– А что у вас были за деньги? Может быть, их удастся проследить? – спросил я.

– Это были английские соверены. Я очень выгодно обменял на них в Нью-Йорке свои доллары, – ответил он и вдруг застонал: – О господи, как мне пришлось трудиться, чтобы скопить их!

– Да, золотые монеты проследить трудно. Это не банкноты, – сказал я. – Надо, конечно, обратиться в полицию, но надежды мало.

– Никакой, – сказал Бэллерс. – Вся моя надежда только на вас, мистер Додд. Я мог бы просить вас дать мне взаймы на крайне выгодных для вас условиях, но я предпочитаю воззвать к вашей человечности. Мы познакомились с вами при необычных обстоятельствах. Но теперь между нами установились отношения, которые почти можно назвать дружескими. Побуждаемый искренней симпатией, я рассказал вам о себе то, мистер Додд, чего никому не рассказывал, и мне кажется… я надеюсь… я почти уверен, что вы слушали меня с сочувствием. Вот почему я пришел к вам так непозволительно поздно. Поставьте себя на мое место: могу ли я спать, могу ли я даже подумать о сне, когда меня терзает такое отчаяние? Но ведь со мной рядом друг – так я посмел подумать о вас. И я бросился к вам, как утопающий хватается за соломинку. Право, я не преувеличиваю. Наоборот. У меня нет слов, чтобы полностью описать, что я чувствую. И подумайте, сэр, как легко вам вернуть мне надежду, а может быть, и рассудок. Небольшой заем, который будет возвращен вам с превеликой благодарностью. Пятисот долларов мне хватит с избытком.

– Он уставился на меня горящими глазами. – Хватит и четырехсот долларов. И, на худой конец, мистер Додд, я попробую обойтись двумястами.