Обнимая её, он шептал ей на ухо:

– В следующий раз, когда мы встретимся, я буду держать тебя вот так – там, на борту. Ты и я, на бриге… весь мир, вся жизнь… – А потом он вспылил: – Удивляюсь, как я могу ждать! Я чувствую, что должен увезти тебя сейчас, сию минуту. Я мог бы убежать, неся тебя на руках, вниз по тропинке… не оступаясь… не касаясь земли…

Она не шевелилась. Она прислушивалась к страсти, дрожавшей в его голосе. Она говорила себе, что если она чуть слышно скажет «да», шепотом даст согласие, он это сделает. Он способен был это сделать – не касаясь земли.

Она закрыла глаза и улыбнулась в темноте, с приятным головокружением отдаваясь на миг обнимавшим её рукам.

Но раньше чем он успел поддаться искушению и крепче сжать её в объятии, она выскользнула из его рук и отступила на шаг назад, вполне владея собой.

Такой была стойкая Фрейя. Она была растрогана глубоким вздохом, вырвавшимся у Джеспера, который не пошевельнулся.

– Ты безумный ребенок, – с дрожью в голосе сказала она. Потом сразу переменила тон: – Никто не может меня унести. Даже ты. Я не из тех девушек, которых уносят. –

Его белая фигура как будто съежилась перед силой этого утверждения, и она смягчилась: – Разве не довольно с тебя сознания, что ты… что ты меня увлек? – прибавила она ласково.

Он прошептал нежные слова, а она продолжала:

– Я тебе обещала… я сказала, что приду… и я приду по своей собственной свободной воле. Ты будешь ждать меня на борту. Я поднимусь на борт одна, подойду к тебе и скажу: «Я здесь, дитя!» А потом… а потом пусть меня унесут. Но не человек унесет меня, а бриг, твой бриг… наш бриг. Я люблю его!

Она услышала нечленораздельный звук, похожий на стон, исторгнутый восторгом или болью, и ускользнула с веранды. Там, на другой веранде, сидел другой человек, –

этот мрачный, зловещий голландец, который мог натравить её отца на Джеспера, довести их до ссоры, оскорблений, а быть может, и драки. Какое ужасное положение! Но даже оставляя в стороне эту страшную возможность, она содрогалась при мысли, что ей придется прожить ещё три месяца с расстроенным, измученным, сердитым, нелепым человеком. А когда настанет день, тот день и час, – что сделает она, если отец попытается силой её задержать? В

конце концов ведь это было возможно. В состоянии ли она будет бороться с ним? Но чего она боялась вполне реально

– это сетований и жалоб. Сможет ли она им противостоять?

Какое это будет уродливое, возмутительное, нелепое положение!

«Но это не случится. Он ничего не скажет», – думала она, поспешно выходя на западную веранду. Видя, что