Поток его мыслей резко оборвался. Меллори замер, держа руку на могучем лафете, пытаясь сообразить, что за звук вернул его к действительности. Он стоял совершенно неподвижно. Закрыв глаза, чтобы лучше слышать. Но звук не повторился. Неожиданного него дошло, что это вовсе не звук, а полное его отсутствие. Глубокая тишина прервала его мысли и зазвучала в нем сигналом тревоги. Ночь вдруг стала тихой, очень тихой: в самом сердце города прекратилась автоматная стрельба.
Меллори выругался шепотом. «Размечтался! Так и есть.
Андреа отступил. Теперь, надо думать, немцы вот-вот обнаружат, что их надули. Тогда они примчатся. Ясно без слов, куда они побегут». Быстрым движением плеч Меллори скинул ранец. Вытащил свернутую бухтой армированную веревку: их путь к отступлению. На крайний случай. Что бы он ни делал, а об этом не забывал ни на минуту.
Накинув бухту на руку, осторожно двинулся вперед.
Сделал всего три шага, ударился коленной чашечкой обо что-то твердое, неподатливое. Сдержал стон. Обследовал препятствие свободной рукой. «Железные перила внешнего отверстия пещеры! Конечно же. Необходим какой-то барьер, предохраняющий прислугу орудий от случайностей... В бинокль из рощи его невозможно было заметить».
Перила шли не по самому краю. И все же об этом следовало подумать заранее.
Меллори на ощупь быстро прошел влево, к концу перил. Перелез через них. Надежно привязал веревку к основанию вертикальной штанги, вмурованной в скалу, и осторожно двинулся к краю, понемногу разматывая бухту.
Под его ногой совершенно неожиданно оказалась пустота.
Сто двадцать футов пустоты, проваливающейся прямо к обнесенной скалами гавани. Он стоял на кромке жерла пещеры.
Вдали, справа от него, бесформенное пятно среди морской глади – должно быть, мыс Демирки. Прямо перед ним, за темным бархатным сиянием Мейдосского пролива, далекие огни. Их свет был не только демонстрацией самоуверенности немцев: огни служили для ориентира при ночных стрельбах. А влево – удивительно близко, всего в тридцати футах по прямой, но значительно ниже, – выступал приткнувшийся к самой скале край наружной стены дома на западной стороне площади. Крыши, крыши, а еще дальше остальной город, облепивший с востока и запада полумесяц бухты. Вверху.. вверху фантастический навес скалы загораживал полнеба. Внизу темнота так же непроглядна – поверхность бухты черна как чернила, чернее самой ночи. Он знал, что там стояли суда: греческие шаланды, каики, немецкие катера, но не видел их, словно они находились за многие мили от него.
Короткий, но успевший все схватить взгляд отвлек