— Может быть, на день, неделю, а то, глядишь, и на месяц или даже на год,— сказал один из них, как мне передала Бетти, когда мы встретились на площади.

— А вдруг это вчерашний органист, Бетти?

— Все возможно, Йозеф.

— Со своим калкантом?

— Наверное...

— И как они выглядят?

— Как все.

Разумеется! По одной голове, по две руки и ноги. Но ведь и при этом можно отличаться от других. Именно к такому выводу я и пришел, когда увидел чужестранцев. Они шли в затылок друг другу. Один — лет сорока, худой, изможденный, похожий на цаплю. Желтый сюртук, пышные, сужавшиеся книзу брюки, откуда выглядывали остроконечные башмаки, на голове — небольшая шапочка с пером. До чего же худое, лишенное всякой растительности лицо! Узкие, проницательные глазки — в глубине затаился огонек,— хищные белые зубы, острый нос, тонкие губы, выдающийся вперед подбородок. А какие руки! Пальцы неимоверной длины! Такими пальцами легко можно взять полторы октавы!

Второй — лет тридцати — коренастый, широкоплечий, с мощной грудью и большой головой; под серой фетровой шляпой взлохмачены редкие волосы, физиономия упрямого быка, живот словно басовый ключ. Думаю, он мог бы поколотить самых отчаянных забияк нашего города.

Да, странные типы... Никто не знал этих людей. Они появились в наших местах впервые. Наверняка не швейцарцы; похоже, пришли с востока, из-за гор, со стороны Венгрии. Позже мы узнали, что так оно и было.

Заплатив на постоялом дворе за неделю вперед, они с аппетитом пообедали, не забыв отведать ни одно из блюд, и теперь гуляли: один шел впереди, другой — сзади. Высокий находился в прекрасном расположении духа: поглядывал по сторонам, дурачился, напевал, руки его пребывали в беспрестанном движении. Время от времени он хлопал себя по затылку и бормотал:

— Натуральное ля, натуральное ля... Прекрасно!

Толстяк двигался вразвалку, курил похожую на саксофон трубку, откуда вырывались клубы беловатого дыма.

Я разглядывал их во все глаза, как вдруг высокий заметил меня и сделал знак подойти.

Честное слово, я слегка оробел, но в конце концов решился, и он спросил фальцетом, как у мальчика из хора:

— Где дом кюре, малыш?

— Дом... кюре?

— Да. Проводи меня туда!

Я подумал, что кюре, пожалуй, отчитает меня за то, что я привел к нему этих людей — особенно высокого, он просто гипнотизировал меня взглядом. Хотелось отказаться, но я не посмел и повел незнакомца к дому кюре, находившемуся на расстоянии каких-нибудь пятидесяти шагов. Показав на дверь, я убежал, пока дверной молоток отбивал три восьмые, за которыми последовала четверть.