— Дорогой мой де Сорг,— сказал Робер взволнованно,— как вы можете шутить над этим. Вы-то знаете мои мысли, вы в курсе моего положения и должны понять, почему я так щепетилен...[136]

— Ладно, ладно! — прервал его Роже.— Все равно смотреть, как вы без надобности мучаете себя, невыносимо, тогда как, в сущности, все очень просто, знаете ли!

— Так что же я должен, по-вашему, делать? — спросил Робер.

— Боже мой! Я не могу давать вам советы, мой дорогой. В подобных случаях каждый действует соответственно своему темпераменту. Почему бы вам не быть самим собой, то есть веселым, любезным, любящим? Все остальное получится само собой. Посмотрите на нас с Долли. Мы похожи на влюбленных из мелодрамы?

— Легко вам говорить,— заметил Робер с горечью.

— Хорошо! — согласился Роже.— Тогда действуйте решительно. Сжигайте корабли. Как только мы вернемся, идите к миссис Линдсей, как идут на штурм крепости, и скажите ей обо всем без фиоритур[137]. Не умрете же вы от этого, черт побери! Увидите, что она скажет вам в ответ.

— Ответ, каким бы он ни был, меня бы не испугал, если бы я считал себя вправе заговорить с ней об этом.

— Но почему? Все из-за какой-то ерунды, вашего состояния? Но ведь вы можете предложить ей взамен нечто не менее ценное! Сейчас вы под другим именем, но вы снова станете маркизом де Грамоном, когда захотите. А маркизы пока еще на улице не валяются, насколько мне известно.

Робер взял за руку своего соотечественника и проговорил:

— Все, что вы сказали, дорогой мой де Сорг, подтверждает, что вы верный друг. Но поверьте, лучше эту тему не обсуждать. Я слышал, что сделка, о которой вы говорите, считается в обществе вполне допустимой. Тем не менее мне это не подходит, что поделаешь.

— Сделка! Сделка! — проворчал Роже, не собираясь соглашаться.— При чем здесь сделка, если вами движет вовсе не денежный интерес?

— Верно,— ответил Робер,— но миссис Линдсей-то об этом не знает.

— Ну потрудитесь же уверить ее в этом. Что бы ни случилось, все будет лучше, чем так себя изводить, не говоря уже о самой миссис Линдсей.

— Миссис Линдсей? — повторил Робер.— Не понимаю...

— А если и она в вас влюблена? — прервал его Роже.— Вы об этом подумали? Не может же она, в конце концов, заговорить первой.

— Вы приводите этот довод уже второй раз,— грустно заметил Робер.— Следует полагать, что вам он кажется очень важным. Если бы миссис Линдсей любила меня, это бы много изменило, конечно. Но миссис Линдсей не любит меня, а у меня хватает здравого смысла понимать, что она не полюбит меня никогда, тем более что я ничего для этого не предпринимаю.