Суровая старуха покорно поднялась с пола. Табита же опустилась на колени рядом с бездыханным телом Руперта. Гонцы быстро распространили весть о том, что Захед покинул свой народ. Спустя какое-то время тишину пронзил душераздирающий вопль скорби, дверь распахнулась и в комнату ворвалась Эдит.

– О, это правда? Это правда? – зарыдала она.

Табита указала на обернутое в саван тело Руперта.

– Только не подходи близко, – сказала она, – если не хочешь умереть. Ведь ты еще не готова это сделать.

Две женщины, Эдит и Меа, стояли лицом друг к другу. Эдит, растрепанная и заплаканная, Меа – сияющее неземное создание в лучах восходящего солнца, что падали на нее сквозь открытое окно. В серебристых, ниспадающих до пола одеждах, с древним жезлом власти над ее народом в слабеющей руке, на груди – изображение Изиды и Нефтиды, оплакивающих мертвого Осириса, пышные волосы увенчаны погребальной короной из тонкого золота и украшенных эмалью изображений цветов, которую она когда-то показывала Руперту. Ее широко открытые глаза сияли, как звезды, а жар лихорадки, сжигавший ее изнутри, придавал ее загадочному лицу еще большую красоту.

– Я приветствую тебя, госпожа, – сказала она Эдит. – Когда-то я выходила нашего повелителя, но теперь он ушел от нас – домой, и я ухожу следом за ним. – И она указала поверх развалин древнего храма и стены гор на великолепное голубое небо.

– Следом за ним, следом за ним, – прошептала Эдит. – Что это значит?

Вместо ответа Меа разорвала на груди белоснежные одеяния и показала пятна, эти предвестники скорой смерти.

– Это его последний и самый лучший дар! – воскликнула она по-арабски. – Скоро, совсем скоро мы воссоединимся и забудем наши скорби и печали. Послушай меня, его госпожа – согласно вашему закону. Он решил, что завтра вернется к тебе, ибо он простил тебя, как прощаю тебя и я. Но мы молились, он и я, стоя рядом друг с другом на коленях, мы молились нашему Богу, чтобы он спас нас от этой жертвы, и Господь внял нашим молитвам. Узри же! Мы, что следовали путем Духа, унаследовали Дух, нам, которые отрекались, больше не нужно отрекаться. Мне было дано спасти ему жизнь, мне же дано разделить с ним смерть, и все, что есть за ней, сквозь свет и сквозь мрак – на веки вечные!

А теперь отступи. Ибо Тама идет к ложу своего господина!

И перед их изумленными взорами Меа, шатаясь, добрела до ложа, на котором лежал мертвый Руперт, и, издав тихий возглас любви и триумфа, возлегла рядом с ним и умерла.

– А теперь… – раздался тихий голос Табиты, чей взор был устремлен к небесам над руинами храма, чья вера сбылась, и к жестоким горам нашего мира, – теперь кто осмелится отрицать, что там высоко обитает Тот, Кто вознаграждает праведных, а грешных карает Своим мечом?