Парижская фирма «Жильет» обмеблировала домик, как умеют это делать одни французы; что же касается пришедшего в упадок сада, то Максина восстановила его сама, с помощью отца Шампарди.

После смерти Берселиуса Адамс остался в Париже для устройства своих дел. Он возвратился на старую квартиру на улице Дипан и возобновил течение старой жизни с той точки, на которой оно оборвалось.

К тому времени он обогатился тремя приобретениями. Два дня спустя после смерти Берселиуса, он получил известие о смерти дяди, которого никогда не видал и который завещал ему, хотя и скромное по американскому масштабу состояние, но все же недвижимость в Нью-Йорке, дающую восемьсот фунтов стерлингов дохода. Кроме того, он стал богаче приобретенным опытом и открытой в самом себе любовью к человечеству; третьим же, выпавшим на его долю кладом, была его любовь к Максине.

Но и сама любовь отступила для Адамса на второй план перед жгучим вопросом, завладевшим его сердцем. Он взялся за плуг и был не из таких, чтобы отвернуться от него раньше, нежели проведет борозду до конца. Он решил, что еще успеет съездить в Америку, во всяком случае, чтобы позаботиться о своем имуществе. По дороге он намеревался пробыть несколько месяцев в Англии, атаковать британского Льва в его твердыне, обличить перед ним злодейства Конго, а вслед за тем перебраться через Атлантический океан и представить дело американскому Орлу. Так он и сделал.

Отсутствие его продолжалось семь месяцев, и каждую неделю он писал Максине, но очень мало распространялся об успехе своего похода, и нередко заканчивал фразой: «Я все вам расскажу, когда вернусь».

И вот: «Он вернется сегодня», — шептала Максина, стоя в садике и присматривая за работающим стариком. В воздухе чувствовалось обновление и свежесть весны; на черной земле клумб едва белели последние следы выпавшего за несколько дней до того снега; первые глашатаи весны, подснежники и белые и голубые крокусы, отважно трубили о ней в небольшом саду; было прохладно и ясно, и небо искрилось и синело. У горизонта громоздились массы облаков, сияющие, прекрасные и белоснежные, плотные, как горы, и, как дальние горы, дышащие очарованием и призывом дали.

«Весна пришла», — кричали птицы с зеленеющих деревьев.

В саду доктора Понса, налево, кричал дрозд, откликаясь на восторженную песнь другого дрозда через дорогу; из Парижа доносились детские голоса и звук подков и колес.

Напрямик через сад Максины пролетел воробей с длинной соломинкой в клюве, как маленькая крылатая поэма, заключающая в себе всю поэзию весны.