Признав, что встречался с Саурбековым на базаре в Иссыке и после этого угощал его у себя дома и беседовал с ним об изгнании гоминьдановцев из Синьцзяна, Орха наотрез отказался подтвердить показания Саурбекова о передаче им свертка в вишневом платке с письмом Бурбе. Однако Орха долго не решался подписать эти свои показания.

Когда утром следующего дня Орха увидел в том же кабинете своего зятя Бахыта Талапбаева, он оторопело посмотрел на него, не смог даже поздороваться, сел на предложенный стул и опустил голову. Все заметили, что прежняя самоуверенность оставила его.

— Когда и где вы видели у Орхи Базыбекова письмо, полученное им из Синьцзяна от гоминьдановской разведки? — спросил майор Талапбаева.

— Это было в квартире Орхи Базыбекова незадолго до моего ареста. Боясь разоблачения, а на эту тему мы часто говорили после ареста Нохи, Орха Базыбеков говорил мне, вынув из кармана письмо, что этот документ — письменное задание наших руководителей, когда-то нужен был нам, а теперь хранить его стало опасно. Затем достал коробку спичек и зажег письмо, тут же понес его, уже горевшее, и бросил в угол, у входной двери в квартиру. Обождал, пока оно сгорело все, растер пепел и прикрыл веником.

Орха Базыбеков не дал прямого ответа, но не стал и оспаривать показаний Бахыта. А тот еще раз заявил, что рассказал следствию правду и расскажет об этом так же обстоятельно на судебном процессе. Он, действительно, так потом и поступил.

С Орхой Базыбековым продолжался разговор после очной ставки весь остаток дня, но безрезультатно. Он не сказал по этому вопросу ни одного слова. Но и ничто уже не могло ему помочь. Последние три очных ставки сломили его душевное равновесие, поколебали убежденность позиции, которой он придерживался на следствии. Он понял, что разоблачен полностью. Под давлением предъявленных ему на предварительном следствии улик он на заседаниях трибунала признал свою принадлежность к гоминьдановской разведке и то, что в СССР пришел во главе резидентуры с целью проведения здесь антисоветской подрывной работы и сбора разведывательных данных.

* * *

Крутые сопки южного берега, густо облепленные кустами боярышника и барбариса, тяньшанской елью и осиной, местами уже пожелтевшей, да несколько белых кучевых облаков отражались в зеркальной бирюзовой глади озера. В западной стороне, высоко в небе, парил орел, и его бледная тень, казалось, не скользила по озеру, а уходила в бездонную глубину прозрачной холодной воды и терялась там. Горное безмолвие нарушал лишь отдаленный рев водопада.