— А какие бывают украинцы? — спросила Акча, узнав, что мать у Марины украинка, а отец русский.

— Все равно что русские, — ответила Марина. — Например, как туркмены с узбеками, казахами, — братья. Язык, обычаи, история и даже страдания общие… Так и русские с украинцами… Я вот считаю себя русской, а мой младший брат Степан — украинцем…

Акчу поразил отрешенный вид учительницы — в ее глазах стояли слезы.

— Ты плачешь? — Девушка погладила Марину по плечу.

— Да… Должно быть, он погиб. Говорят, брат попал в руки Эшши-хана… А тот, ты знаешь, никого не щадит…

Впечатлительная Акча как-то рассказала отцу о горе своей учительницы. Мерген-ага будто пропустил мимо ушей этот разговор дочери; с появлением в урочище кизыл аскеров Акча вся преобразилась: стала надевать в будничный день свои лучшие наряды, праздничные украшения, а вопросы, которые она задавала, порою ставили его, умудренного жизнью, в тупик. Круг интересов дочери, мир ее увлечений так расширился, что старый кочевник, от природы молчаливый и замкнутый, временами настороженно приглядывался к ней — в себе ли? Но злосчастье учительницы, к которой Мерген-ага тоже успел привязаться, тронуло его сердце, и одна мысль не давала ему покоя: «Где я мог раньше видеть эту русскую учительницу?» Это настолько взбудоражило его, что поделился с Акчой, — та только плечами пожала, но когда Мерген-ага пришел к Марине, повел он себя очень странно.

— Ты, дочка, встань лицом ко мне… Теперь посмотри вправо… — Мерген-ага, будто скульптор, готовившийся лепить бюст Марины, внимательно разглядывал ее со всех сторон. — Скажи, дочка, твой братишка был такой же, русоволосый? Совсем мальчишка?

— Да, Мерген-ага… Ему было только семнадцать, — Марину душили слезы.

— Он был похож на тебя… Да? Как девушка… Ростом повыше тебя, так?.. Вот почему мне казалось, что я тебя где-то уже видел… Я поил твоего брата водой, — Мерген-ага прокашлялся от волнения, видно, вновь переживая все виденное. — Но я не мог ему помочь…

На другой день Мерген-ага повез Марину вместе с частью отряда в урочище святого Абдурахмана, показал место, где похоронены красноармейцы, расстрелянные басмачами Эшши-хана. Девушки собрали букеты полевых цветов, положили их на братскую могилу, отделение кавалеристов отсалютовало троекратным залпом.

Вечером Акча спросила отца:

— Почему русских гибнет больше, отец?

— Кого больше на поле брани, тех больше и гибнет.

— Аул басмачей боится, а красноармейцев — нет, почему?

— Красноармейцы, будь они русские или туркмены, — дети Советской власти, бедняцкие сыны. С чего ж нам, беднякам, своих бояться?