Сам Ушаков был не в состоянии разглядеть все нити этой хитросплетенной интриги, но он видел и понимал достаточно, чтобы, независимо от исхода дела, питать уверенность в приобретении выгод и исполнении своих честолюбивых надежд. Это честолюбие и побудило его продаться Орлову, но оскорбительное высокомерие, с которым последний третировал его, часто наполняло его глубоким негодованием, а упорное нежелание князя Григория Григорьевича обеспечить его будущность пробудило в его сердце дикую ненависть. Ушаков радовался, что, благодаря могущественному покровительству Потемкина, ему представлялась возможность способствовать падению высокомерного Орлова, так как вмешательство Потемкина в это дело, по-видимому, обставленное глубокою тайною, без сомнения, имело целью низвержение всемогущего фаворита. Поэтому Ушаков с наслаждением ожидал минуты, когда ему можно будет с презрением взглянуть на низвергнутого с высоты Орлова. Будущность казалась ему теперь обеспеченной, так как собственноручный приказ государыни, переданный ему Потемкиным, избавлял его от ответственности и ограждал от всякого подозрения в преступном участии в заговоре; он даже не испытывал угрызений совести, упрекавшей его раньше за измену несчастному Мировичу, так как арест последнего до начала преступления снимал с него вину или, по крайней мере, низводил ее до незначительных размеров. Кроме того, Потемкин обещал, что Мировичу не будет причинено никакого вреда; поэтому он и другу мог объяснить свой образ действия желанием спасти его, за что Мирович впоследствии, быть может, даже будет благодарен ему. Еще недавно Ушаков видел себя вовлеченным в крайне опасное предприятие, между тем как надежда на награду за темное дело становилась все сомнительнее – теперь же он с уверенностью рассчитывал на блестящее вознаграждение и никакая серьезная опасность не угрожала ему.

Он бодро и весело вошел в кабинет Орлова, чтобы передать ему донесения от своего коменданта.

– Ну, – завидев его, воскликнул князь Григорий Григорьевич, но тотчас же с удивлением взглянул на беззаботное весело улыбающееся лицо офицера, обыкновенно мрачного и печального, и спросил: – что ты скажешь? У тебя такой вид, точно ты принес целый ворох хороших новостей.

– Мне кажется, вы правы, ваша светлость, – ответил Ушаков, глаза которого блеснули выражением коварного злорадства, – дело близится к концу; я надеюсь, что я скоро буду избавлен от неблагородной работы рыть подкоп, рискуя сам погибнуть при взрыве; я делал это единственно лишь из глубокой преданности к вам, ваша светлость.