– Скажи лучше – «из любви к золоту», которое я давал тебе, – со смехом воскликнул Орлов. – Надежда на награду за твои заслуги – вот единственная и самая верная преданность моей особе, и такой преданности для меня вполне достаточно; никакой иной я не верю. Ну, в чем же дело? – спросил он Ушакова, который побледнел и крепко стиснул губы.

– Все готово, – ответил он, – завтра вечером узник будет освобожден.

– Ты уверен, – спросил Орлов, – что комендант ничего не знает и что он не принял никаких мер предосторожности?

– В этом нет ни малейшего сомнения, – возразил Ушаков. – Большинство солдат слепо предано Мировичу и никто из них не решится выдать что-нибудь, рискуя собственной жизнью; остальных легко переманить на свою сторону, или же в последнюю минуту они сами примкнут к заговорщикам, и я уверен, что освобождение заключенного совершится благополучно.

Орлов наклонил голову и потупился, чтобы скрыть вспыхнувшую в нем мрачную радость.

– А затем, – продолжал Ушаков, – с наступлением ночи заговорщики отвезут Иоанна Антоновича в Петербург; немногочисленный караул, охраняющий ворота, будет легко обезоружен. Я же, по поручению, данному мне Мировичем, должен известить Шевардева; освобожденного узника будут ожидать в артиллерийских казармах и провозгласят его императором.

– И все это произойдет завтра вечером? – спросил Орлов?

– Всенепременно, ваша светлость, – ответил Ушаков, – так как Мирович твердо обдумал весь план и уже раздал приказания солдатам-заговорщикам, с которыми он может видеться и говорить лишь с большими предосторожностями. Дело не терпит отлагательства.

Орлов погрузился в глубокое раздумье.

– А что должен делать я? – спросил Ушаков.

– Ты выполнишь поручение, возложенное на тебя Мировичем: ты известишь Шевардева, а остальное все совершится без твоего участия.

– Но какую же роль мне следует играть в последнюю минуту? – испытующе глядя на князя, спросил Ушаков. – Если я выкажу сопротивление заговорщикам, они погубят меня, если же примкну к ним, то неминуемо попаду в ловушку, расставленную им вами, ваша светлость. Осмелюсь еще раз напомнить вам, что в этом случае единственным моим оправданием будет служить ваше удостоверение, но если этого удостоверения не окажется или если оно запоздает.

– Ты – глупец, – небрежно произнес Орлов. – Я не забываю услуг; люди, услугами которых я пользовался, никогда еще не выражали недовольства мною. – Он произнес последние слова таким странным тоном, что Ушаков невольно содрогнулся. – Слушай, – продолжал князь, – я имею еще поручение к тебе.