Он кликнул своего камердинера и приказал:

– Позвать ко мне Ваньку Михайлова!..

Камердинер послал лакея в задний флигель дворца и вскоре тот возвратился в сопровождении плотного, коренастого человека, одетого в кафтан и высокие сапоги до колен. Его волосы были коротко подрезаны на лбу, тогда как более длинный пряди покрывали виски и затылок; низкий лоб, широкие скулы и короткий, слегка вздернутый нос обнаруживали тип славянской расы на ее низших ступенях. Беспокойные глаза этого человека имели неприятное высматривающее выражение, его вид мог возбудить страх при встрече в уединенном месте, и даже здесь, во дворце князя, он, казалось, производил подобное же впечатление, так как все лакеи робко сторонились пред ним, хотя он смиренно кланялся каждому из них, издавая при этом неопределенный, своеобразный гортанный звук.

Его тотчас же ввели в кабинет Орлова и там он оставался довольно долго. Когда он затем возвращался коридорами во флигель дворца, слуги по-прежнему робко расступались пред ним, но в его глазах сверкала коварная злобная радость, и некоторые из служителей, которым он проходя низко кланялся, осеняли себя крестом, глядя ему вслед, так как Михайлов был начальником над теми безмолвными слугами, которых Орлов избирал себе из числа самых дерзких и отважных преступников.

Ушаков, выходя из дворца, оглянулся с мрачным и угрожающим видом и прошептал:

– Ты, князь, воображаешь, что я в твоей власти? Ну, нет! Я сам держу тебя в руках и скоро освобожусь от этих позорных оков, которые чуть не задушили меня и из которых я спасся лишь чудом или случаем.

Он шел медленно, погруженный в глубокое раздумье. Было необходимо известить обо всем Потемкина, согласно его приказанию, но, тем не менее, Ушакову казалось неосторожным открыто войти в Зимний дворец, так как Орлов, узнав об этом, мог бы изменить свои планы или отложить их исполнение и таким образом избежать опасности, которая висела над его головой.

Пока Ушаков в нерешительности размышлял о том, что ему делать, он почувствовал, что чья-то рука легла на его плечо, и, быстро обернувшись, увидел Петра Севастьяновича Фирулькина, который необыкновенно любезно приветствовал его и произнес:

– Я должен попросить у вас извинения за то, что в прошлый раз был недостаточно вежлив с вами; я подозревал вас в одном деле, но теперь убедился в неосновательности своих предположений и потому прошу вас зайти на минуту ко мне в дом и выпить стакан вина в знак доброй дружбы; в моем магазине есть много прекрасных вещей, пригодных для господ офицеров, и я не дорого возьму с вас, чтобы загладить свою вину пред вами.