Несколько времени Пугачев молча прислушивался к нежным, мягким звукам народной песни, но затем вдруг вскочил и вырвал музыкальный инструмента из рук Ксении.

– Замолчи! – резко крикнул он, – эти звуки не для меня; это – песнь для женщин и детей. Я могу стать слабым как женщина, если дальше буду слушать тебя, а мне нужна вся моя сила, чтобы снова стать властелином над мятежниками, которые осмеливаются противиться мне – мне, приблизившему их к своему трону. Они принудили меня к бегству, а бегство есть гибель! Мои войска все более и более будут отучаться от повиновения и последний из моих воинов будет смеяться над убегающим государем. Только одна победа даст власть, а чтобы победить, я должен бороться. Разве тот Румянцев, пред которым они дрожат, имеет большее значение, чем я? Я разобью его так же, как разбил других; но они знают это и потому развратили моих солдат, чтобы те отказались от битвы; они знают, что я одержу победу, и знают, что, когда я останусь победителем, их головы повалятся на песок.

Ксения также поднялась; она схватила руку Пугачева, затем обвила его шею своей рукой, сверкавшей украшениями, и, нежно смотря ему в лицо сказала:

– Ты не хочешь слушать мое пенье, потому что оно может сделать тебя слабым, как женщина? Посмотри на меня, Емельян!.. Я – женщина; но разве я слаба? Разве я не тверда и мужественна, как ты? Разве я не всегда готова делить с тобой опасность и вести бой с врагом?

– Да, ты права, Ксения, – воскликнул он, прижимая ее к груди и целуя ее в губы, – ты действительно такая, как говоришь, клянусь. Богом! Но ты ведь и не такая, как другие, и, – добавил он, смотря пламенным взором на ее прекрасное лицо, – ты – царица, на твоей голове лежит корона и твой красивый лоб ждет священного мира, которым должны помазать тебя на царство в московском Кремле, в священном городе, куда меня не хотят допустить трусливые изменники.

– Я была тверда и мужественна, – возразила Ксения, – до того, как стала царицей, поэтому ты тоже должен слушать мои слова, так как сила растет в покое, а к покою должна была настроить тебя моя песнь, дабы ты стал властелином над другими, как солнце в ясном покое стоит на небе над земными бурями, которые быстро проносятся пред его вечным сиянием.

– И я должен терпеть, – воскликнул Пугачев, – чтобы те, которые были бы ничтожеством без меня, – ведь я поднял их из грязи! – шли против моей воли, забыв, что я – царь; даже ты сама, – с горечью добавил он, – забыла об этом; ведь ты видишь, что другие противятся мне. Ты только что назвала меня Емельяном. Но нет! Я – Петр Федорович, царь из рода великого Петра Алексеевича.