– Я полюбила тебя под тем именем, – ответила Ксения, целуя его руку, – прости меня, если оно постоянно снова появляется на моих губах; ведь я знаю, что ты – Петр Федорович, мой государь, и там, за палаткой, пред народом никогда другое имя не сорвется с моих уст; но, когда мы одни, это дорогое имя само собой вырывается из моей груди; оно напоминает мне то чудное время, когда я впервые почувствовала в своем сердце горячий луч твоего взора. Вспомни же об этом времени, послушай мою песнь! Она внесет спокойствие и мир в твою Душу, а ты нуждаешься в спокойствии, чтобы властвовать над самим собой и над другими. Придет и твое время; народ снова обратится к тебе, покорный и послушный, ты одержишь последнюю великую победу, чужестранцы и неверные исчезнут со святой Руси, а тогда и те, которые теперь сдерживали тебя, будут смиренно прислушиваться к каждому звуку, исходящему из твоих уст. Государь должен быть выше гнева, так как в гневе он спускается до своих подданных и делается подобен им.

– Ты права, Ксения, ты без сомнения права, – сказал Пугачев мягче, чем прежде. – Но как стерпеть, когда эти коварные трусы обрекают меня бездействию и отнимают у меня победу?

– Не осуждай их слишком строго, – возразила Ксения, – ты смел и бесстрашен, как бывают богатыри; быть может, они были правы, сдерживая тебя; быть может, победа будет полнее и славнее, если ты соберешь все свои силы для окончательного поражения.

– А разве наши враги не собирают также своих сил? – воскликнул Пугачев. – И как же мне достигнуть победы без битвы?

– Народ вскоре признает, – сказала Ксения, – что ты один – его властелин, что ты один можешь дать ему счастье и свободу. Поэтому не отдаляй себя от народа своим гневом, будь приветлив и милостив к слабым, которым Бог не дал такой силы, как тебе. Я не думаю, чтобы они не были преданы тебе. Лишь об одном у меня существует такое опасение, – продолжала она со сверкающими глазами, – именно о Чумакове, который ненавидит тебя из-за моей любви к тебе. Я почти готова благодарить Бога, что Он предал его врагам, так как, когда он стоял рядом с тобой, мне всегда казалось, что возле тебя находится злой дух.

– Чумаков? – в раздумье произнес самозванец. – О, если бы он был здесь, он не стоял бы за бегство, в нем я нашел бы твердую поддержку; он стремился вперед, всегда вперед, где только ни появлялся враг. Правда, он когда-то сердился на меня, что я завоевал твою любовь, но это прошло, с тех пор как он знает, что я – государь; это он мне часто говорил. Разве он мог дать тебе корону, как я?