Императрица долго стояла, раздумывая и внимательно смотря на молодую девушку; Фирулькин также опустился на колена и прошептал:
– Милости, ваше императорское величество, милости! И я также прошу помиловать того, кого я так горячо ненавидел! Я простил ему и сделаю все, чтобы заставить Аделину забыть ее горе!
– И я прошу милости, ваше императорское величество! – вмешался также и Потемкин. – Подумайте только, какими дьявольскими сетями опутали бедного молодого человека!
Императрица все еще продолжала стоять, не произнося ни слова; какое-то необыкновенное сияние исходило из ее глаз. Она еще раз любовно погладила по голове молодую девушку, затем взяла ее за руку и проговорила серьезным и торжественным голосом:
– Милость к грешнику в руке Божией, дитя мое; Он будет милосердно судить его; милость не в руках людей и даже не в руках императрицы. Приговор суда был справедлив, на земле нет больше места для того, кто так безумно поднял руку, чтобы потрясти основы порядка и безопасности государства. Я утвердила приговор и, как императрица, не могла поступить иначе.
– О, ваше императорское величество, – воскликнула Аделина, – возьмите ваше решение обратно! Ведь и Господь ставит милость выше справедливости!
– Господь всемогущ, дитя мое, – возразила Екатерина Алексеевна, беря за руку Аделину, – Господь может воскресить и мертвых, а я этого не могу; час тому назад я получила извещение, что приговор приведен в исполнение.
Одно мгновение Аделина молча уставилась на императрицу, как будто с трудом уясняя себе значение этих ужасных слов; затем из ее груди вырвался страшный крик, ее глаза закрылись, и она упала в обморок.
Потемкин поднял ее на руки и положил на софу. Императрица сама смочила ей виски холодною водою и вылила на нее все содержимое из своего флакона.
Фирулькин также поднялся; дрожа, стоял он рядом с софой, со сложенными на груди руками глядя на смертельно бледное лицо Аделины, и простонал:
– Боже мой, Господи, и она также умрет!.. И во всех несчастьях виноват этот ужасный человек, обманувший и предавший меня!
Екатерина Алексеевна бросила на Фирулькина угрожающий взгляд, от которого тот задрожал, а затем снова с материнскою заботливостью повернулась к Аделине.
Но Потемкин удивленно покачал головой; казалось, он ничего не понимал, но не решался ни задать вопроса, ни сделать какого-нибудь замечания.
Прошло немало времени, пока Аделина снова открыла глаза. Государыня со страхом вглядывалась в ее лицо; казалось, она боялась, что от ужасных ударов судьбы у бедняжки помутится рассудок. Но взор Аделины был холоден, ясен и спокоен; невыразимая скорбь лежала на ее детско-нежном, бледном личике. Тем не менее, она поднялась без особого усилия и твердо и прямо встала на ноги.