Мадлен, чуть передохнув, метнулась в другую сторону и услышала, как завелась и тронулась с места машина. Она почему-то решила, что это доктор Ли Амаду, придя в себя, бежал из селения. Поэтому решила вернуться в селение, и пока туземцы готовятся к принесению ее в жертву, отыскать Градова и Лизу и уж вместе с ними бежать. Бежать немедленно.

Но, заглянув в хижину, она увидела мирно спящего доктора Ли Амаду. Рюкзак Градова, с которым тот никогда не расставался, исчез. На его месте стояла только бутылка минеральной воды.

— И на том спасибо! — прошептала Мадлен, поняв, что на машине укатили Градов и Лиза.

Взяв воду, она, пригнувшись и стараясь держаться в тени, перебежками, устремилась прочь от хижин.

Теперь она могла рассчитывать лишь на себя. В принципе, так было всегда.

И в детдоме, когда над ней жестоко издевались, и потом, когда ей каждую ночь приходилось обслуживать самых разных клиентов, никто не мог ее защитить лучше ее самой. Может, она просто не осознавала всей опасности и коварства африканского безлюдья, но почему-то возможные встречи с диким зверьем ее не так пугали, как возможная погоня туземцев. Поэтому она бежала, особо не замечая куда, лишь бы подальше от людей.

И когда она наконец выбралась из зарослей и оказалась в пустынной саванне, вместо страха испытала облегчение. Глотнув воды, она пошла к обозначенному лунным светом похожему на баобаб высохшему дереву. А, присев у его ствола, бессильно повалилась на бок и уснула.

И опять увидела сон, который, казалось, преследовал ее всю сознательную жизнь. Она обнаженная стояла перед огромным, во всю стену зеркалом. Там, в Зазеркалье, ее черты лица, пухлые губы, курчавые белые волосы, большие голубые глаза, руки, ноги, живот, — все было будто бы знакомое и в то же время какое-то чужое. Она присматривалась и замечала, что у нее на груди, как у всех нормальных людей, не четыре, а два соска. И во сне ей делалось вдруг легко и просто. Она готова была безмятежно улыбнуться и закружиться от радости. Но для верности она касалась рукой своего тела и с ужасом понимала, что зеркало врет, что в реальности все осталось, как и прежде. Там, в Зазеркалье, скептически усмехнувшись, появилась и исчезла совсем другая девушка.

Но в этот раз на плече она вдруг ощутила реальное прикосновение, нежное и настойчивое. Еще не открыв глаз, она вздрогнула.

— Мадлен, это ты?

Склонившись над ней, сидела Татьяна.

— Ты? — выдохнула Мадлен и только теперь осознала, что они обе говорят по-русски. — Ты что, вспомнила русский?

— Как видишь, — вздохнула Татьяна.