– Если бы вы не служили этому знатному государю, – заметил монах, – вы бы не знали, куда отправить пажа отыскивать меня. Соблаговолите, пожалуйста, сообщить, что поручил передать мне его высочество?

– Его высочество повелел доставить вам письмо, которое должно доказать вам, что я действительно его представитель, – ответил Кольмар, вынимая из кармана пергамент. – Взгляните, – добавил он, – это ваш почерк?

– Мой, – кивнул отец Киприан.

– В этом письме, – продолжал рыцарь, – вы заявляете, что имеете возможность надеть богемскую корону на голову Альбрехта Австрийского.

– Я сказал правду, – пожал плечами монах.

– Но с какой стати, – возразил рыцарь, – человек, жизнь которого целиком заполняют молитвы и умерщвление плоти, вздумал вмешиваться в такие важные политические дела? – При этих словах Кольмар бросил значительный взгляд на рясу монаха и четки, висевшие у него на поясе.

– Что касается причин, руководящих мною, – промолвил Киприан после долгого молчания, – то вы могли бы избавить меня от труда признаваться, что они глубоко эгоистичны. Вы бы и сами догадались.

– Получится гораздо лучше, если мы совершенно поймем друг друга, прежде чем приступим к переговорам, – заметил рыцарь. – Так что перечислите мне средства, какими вы располагаете, и награду, которую требуете за то, чтобы помочь принцу Альбрехту.

– Вам, вероятно, известно, насколько запутаны дела Богемии? – начал отец Киприан.

– Нет, – покачал головой Кольмар. – И вы меня чрезвычайно обяжете, если в двух словах обрисуете точное положение партий, враждующих в стране.

– С удовольствием, – согласился монах. – Много лет прошло с тех пор, как Яна Гуса приговорили к смерти и сожгли. Но чувство, разбуженное им в народе, не исчезло вместе с дымом его костра; из самого праха Яна Гуса, развеянного по ветру, вылетело его дыхание и разнеслось над Богемией. С того времени тайно и осторожно продолжается секретная война. Два года назад общества, запрудившие страну, нашли себе начальника, неустрашимого Жижку, прозванного Кривым. Этот смуглый человек был камергером богемского короля и…

– Жижку, кажется, разъярили оскорбления совершенно особого рода? – перебил, его рыцарь. – По крайней мере, так мне говорили в Австрии.

– Возможно, и существовала какая-то подобная басня, – пробормотал Киприан, бросая украдкой взгляд на Эрнеста Кольмара. После некоторого молчания он прибавил: – Давайте не будем останавливаться на безделицах. Достаточно того, что Жижка встал во главе всех недовольных, прозванных таборитами. Их лозунга вам не скажу. Напрасно король старался успокоить Жижку, он сам сделался пленником в своем дворце, и страшный начальник таборитов начал управлять Прагою и ближними к ней округами. В то время я жил в пражском монастыре, еще не приняв пострига, и настоятель через меня переписывался с королем: я тайно встречался с ним по ночам. Шесть месяцев назад король умер, на смертном одре поручив мне свою единственную дочь, принцессу Елисавету. Теперь ей восемнадцатый год, и находится она в надежном убежище, где неизвестно ее настоящее звание. Согласитесь, было бы безумством объявить ее богемской королевой при грозном Жижке и его проклятых таборитах. Итак, в последние полгода королевство существовало без монарха, преданное раздорам и безначалию, не знающее другого правителя, кроме страха, внушаемого Жижкой.