При этих словах, напомнивших ей о ненавистном обязательстве, о котором она старалась позабыть, девушка вздрогнула и вдруг залилась горючими слезами.

– Очень хорошо, – произнес с улыбкой асиендеро. – Это от счастья, не правда ли?

– От счастья? – с горечью повторила Розарита. – О, совсем нет, батюшка!

Дон Августин был совершенно сбит с толку этим противоречием. Надо и то сказать, что в течение своей жизни он больше занимался отгадыванием хитростей индейцев, чем наблюдением над женским сердцем.

– Батюшка! – вскричала Розарита. – Этот брак отныне станет смертным приговором для вашей дочери!

При этом неожиданном заявлении дон Августин сначала остолбенел, а потом, сдерживая невольное раздражение, воскликнул:

– Как? Не ты ли сама месяц назад соглашалась на этот брак, причем сроком его назначила день, когда мы окончательно узнаем о судьбе дона Эстебана? Он умер. Чего же ты хочешь еще?

– Это правда, но…

– Ну?

– Но я не знала, что он жив!

– Дон Антонио де Медиана?

– Нет, дон Фабиан де Медиана! – чуть слышно проговорила девушка.

– Дон Фабиан? Кто это такой?

– Тот, которого мы с вами знаем как Тибурсио Арельяно!

Дон Августин онемел от изумления; Розарита тут же воспользовалась его молчанием.

– Когда я согласилась на этот брак, – сказала она, – я думала, что Фабиан навсегда потерян для нас. Я не знала, что он любит меня. А между тем, судите, батюшка, какую тяжкую жертву я приносила ради любви к вам… я ведь хорошо знала…

Говоря это, девушка устремила на отца умоляющие глаза, еще подернутые влагою слез. Затем она вдруг бросилась к нему, обняла и положила голову ему на плечо, чтобы скрыть румянец на своем лице.

– А между тем я чувствовала, что все еще люблю! – прошептала она едва слышно.

– О ком ты говоришь?

– О Тибурсио Арельяно, графе Фабиане де Медиана, что одно и то же!