У меня почти не оставалось сил терпеть долее. Холод и дождь доводили меня до бреда, голод и бесплодные сожаления о собственном безумии терзали мое сердце. Я встал с камня, все члены мои оцепенели, я чувствовал тошноту, страдал телом и душой. Медленно спускался я к дороге. Осматриваясь кругом, чтобы отыскать какие-нибудь признаки сыщиков, я на значительном расстоянии заметил мильный столб с каким-то объявлением. Ужасная мысль! Неужели я сейчас прочту, во что оценена голова Шамдивера! Что же, по крайней мере, я увижу, как описывают они наружность этого беглеца, мысленно сказал я себе. Тем не менее ужас приковывал мой взгляд к белому клочку бумаги. И подумать, что я воображал, будто после холодной ночи ничто уже не заставит пробежать по моей спине дрожь озноба. Подойдя к столбу, я увидел, что ошибся. На бумаге стояло: «Необычайное поднятие на воздух на гигантском воздушном шаре „Лунарди“. Профессор Байфильд (имеющий диплом), экспонент аэростатов, имеет честь известить благородную публику Эдинбурга и его окрестностей, что»…

Я был глубоко поражен, поднял руки, расхохотался, но мой хохот закончился рыданием. От слез и смеха мое отощавшее тело дрожало как листок. Я проделывал замысловатые движения, хохот неудержимый и бессмысленный заставлял меня шататься; внезапно умолкнув среди припадка хохота, я прислушался к странному звуку своего же собственного голоса. Следует только удивляться, что у меня нашлось достаточно соображения, чтобы добраться до назначенного Флорой места свидания. Впрочем, трудно было и ошибиться. Низкий холм резко вырисовывался на небе, на нем виднелась группа елей и к западу его гребень понижался, образуя линию, похожую на линию спины рыбы. Около восьми часов я пришел в назначенное место. Каменоломня лежала с левой стороны дорожки, которая проходила через холм с северной стороны. Мне незачем было показываться на северном склоне. Я отошел ярдов на пятьдесят от дорожки и стал прогуливаться взад и вперед, от нечего делать считая шаги. Скатился камень, послышались легкие шаги, сердце мое забилось. Она! Она приближалась, и все зацвело кругом, точно под ногами ее тезки богини. Уверяю вас, как только Флора пришла, погода стала меняться. Голову и плечи девушки покрывал большой серый платок, из-под него она достала маленькую миску и, подав ее мне, заметила:

– Вероятно, мясо еще теплое, потому что, как только я сняла его с плиты, так сейчас же обернула салфеткой.

Она пошла в каменоломню, я за ней. Я восхищался предусмотрительностью милой девушки. В то время мне пришлось убедиться, что когда женщина видит дорогого ей человека в беде, она прежде всего заботится о том, чтобы накормить его. Мы разложили салфетку на большом камне каменоломни. Угощение состояло из мяса, овсяного хлеба, крутых яиц, бутылки молока и маленькой фляжки джина. Когда мы накрывали на стол, наши руки то и дело встречались. Мы впервые хозяйничали вместе. Все было готово, нам оставалось только сесть за первый завтрак нашего медового месяца, как я сказал, поддразнивая ее.