– Может быть, я и умираю от голода, – заметил я, обращаясь к Флоре, – но я умру, смотря на иищу, если вы не согласитесь позавтракать со мной.

Мы склонились над камнем, наши губы встретились. Ее холодная щека, орошенная дождем, и влажный завиток волос на мгновение прижались к моему лицу… Я упивался воспоминанием об этом поцелуе в течение многих дней и до сих пор еще упиваюсь им.

– Только как вы спаслись от них? – сказал я.

Она положила ломтик овсяного хлеба, который слегка пощипывала.

– Джанет, наша скотница, дала мне свое платье, шаль и башмаки. Она каждый день в шесть часов ходит доить коров, я заменила ее. Мне помог туман…

Она сжала ручки. Я взял их, разжал и поцеловал ладонь каждой.

– Моя милая, дорогая. Прежде чем погода переменится, мне необходимо перебраться через долину и, сделав круг, выйти на проезжую дорогу. Скажите мне, в каком месте лучше выйти на нее?

Флора освободила одну из своих ручек и вынула из-за корсажа мои бумаги.

– Господи, – сказал я, – я совсем забыл о деньгах!

– Кажется, ничто не исправит вас, – со вздохом заметила девушка.

Флора зашила деньги в маленький желтый шелковый мешочек. Когда я взял его в руки, он еще сохранял теплоту ее молодого тела. На желтой оболочке, покрывавшей мое богатство, было вышито красным шелком слово «Анн»; над моим же именем виднелся шотландский ползущий лев, служивший подражанием той бедной безделушке, которую я вырезал, как мне казалось, давным-давно. Я спрятал деньги в карман на груди и, схватив обе ручки девушки, опустился перед ней на колени. – Тс… – Флора отскочила в сторону. На тропинке раздавались приближающиеся тяжелые шаги. Я едва успел надвинуть себе на голову шаль старухи Гилькрист и сесть на прежнее место, как показались две крестьянки. Они увидели нас, пристально посмотрели в нашу сторону и обменялись какими-то замечаниями. Послышались новые шаги. На этот раз показался старик, с виду похожий на фермера. Он кутался в пастушеский плед, туман усеял его шляпу мелкими водяными капельками. Он остановился близ нас и, кивнув нам головой, сказал:

– Сумрачное утро. Верно, вы из Лидберна?

– Нет, из Пибльса, – ответил я, пряча под шаль мой проклятый бальный костюм. Старик ушел. Что все это значило? Мы прислушивались к его шагам. Раньше, нежели они замерли в отдалении, я вскочил и схватил Флору за руку.

– Послушайте! Боже Ты мой, что же это значит?

– Мне кажется, духовой оркест играет «Наслаждение Каледонской охотой» в обработке Гоу.

Жестокий рок! Неужели боги Олимпа решили сделать нашу любовь смешною, заставив нас обмениваться прощальными словами под музыку в обработке Гоу? Секунды три Флора и я (выражаясь словами одного британского барда) стояли молча в глубоком раздумье. Потом она вышла на тропинку, посмотрела вниз и сказала: «Нам нужно бежать, Анн, там идут другие». Мы покинули разбросанные остатки нашего завтрака и, взявшись за руки, поспешили по дорожке, направляясь к северу. Через несколько ярдов тропинка, сделав крутой поворот, вышла из выемки. Мы, тяжело дыша, поднялись на площадку.