– Почему, почему ты сделала это? – хрипел он, сжимая кулаки.
– Потому что я устала уже от этих бесконечных подлостей, потому что я отрекаюсь от своей любви к Мануэлю, потому что я решила освободить его.
– И ты дала эту книгу моему злейшему врагу?
– Нет, он не враг тебе! А ты его ненавидишь за его превосходство, за его силу!
– Так вот как! Ну так знай же, что сегодня утром твой любезный Сирано будет бездыханным трупом, а Мануэль так и сгниет в тюрьме! Что же касается книги, то я ее верну себе; уж будь покойна!
– Сегодня утром?.. Так новое преступление задумано вами с графом?
– Называй это преступлением, а по-моему, это месть! Еще до восхода солнца все будет кончено!
– Нет, не будет кончено, потому что до восхода солнца я во всем признаюсь где следует! – крикнула Зилла, бросаясь к дверям.
Но цыган предупредил ее и быстро загородил дорогу.
– Пусти меня! – воскликнула цыганка, вынимая кинжал.
Цыган, расхохотавшись ей в лицо, быстро толкнул дверь ногой и, выскочив на лестницу, повернул ключ в замке, затем, спрятав ключ в карман и заставив дверь столами и стульями, сошел вниз. Зилла с отчаянием билась у дверей, стараясь выйти из комнаты Ее то жалобные, то угрожающие крики доносились до Бен-Жоеля, но он не обращал внимания. Сойдя вниз, он разбудил своих помощников и вышел с ними на улицу.
В продолжение целого часа Зилла тщетно царапала и колотила дверь своими слабыми руками, наконец, обессилев от напрасных стараний, со стоном и плачем бросилась на кровать.
Как раз в эту ночь Мануэль был удивлен внезапным появлением Лямота.
– Скажите, намерены ли вы, наконец, признаться? – сурово спросил прево.
– Нет. Я буду говорить на суде. Там я обличу графа Роланда де Лембра в наглой клевете!
– Берегитесь, вы затеваете рискованное дело! Завтра вы предстанете перед судьями. Лишь чистосердечное, правдивое признание может немного облегчить вашу участь. Упрямство же лишь погубит вас.
– Мне нечего бояться.
– А пытка, вы забыли о ней?
– Вы можете замучить меня до смерти, но не добьетесь ни одного лживого слова!
– Все они говорят одно и то же, слушая их, подумаешь, что тюрьмы переполнены святыми! – пробормотал прево, пожимая плечами и уходя из камеры узника.