– Я согласен.

Антон напрягается. Тимоха остаётся в своих размышлениях.

– Ты с нами? – спрашиваю я у него.

– Да чёт у меня нехорошее предчувствие, – мямлит он.

– У меня было такое предчувствие, когда я решил сбежать из дома. Пока ещё ни разу не пожалел, – вру я, мысленно вспоминаю, сколько раз собирался повернуть назад.

– Если я сдохну, моя бабушка вас всех убьёт, – предупреждает он.

– Ничего, мы с ней договоримся, – ухмыляется Макс. – Авось не в первый раз. Тох, ну ты то чё?

– Да окей, окей, я с вами, – неохотно соглашается он. – А то вы без меня там реально все подохните.

Теперь все смотрят только на Стасю.

– Я своё слово уже сказала, – отмахивается она и идёт к кассе за билетом.

Мы остаёмся вчетвером, впервые с момента нашей первой встречи, и этой компанией движемся к выходу на перрон. Макс отводит нас к краю платформы, мы спрыгиваем на железнодорожные пути и приседаем на корточки, чтобы было незаметно. Внутри меня всё будоражит, и когда к нам с оглушающими гудками приближается поезд, кажется, будто моё сердце стучит громче, чем его шум.

Поезд останавливается, и Макс срывается с места, а мы спешим за ним к последнему вагону. Упираясь на выступающие части, Макс вскарабкивается наверх и помогает подняться остальным. Оказавшись на крыше, мы все ложимся, цепляясь за какие-нибудь детали, чтобы не слететь на огромной скорости. Мне с трудом удаётся побороть любопытство, чтобы не выглянуть на перрон и не посмотреть, не наблюдает ли за нами Стася? Впрочем, она наверняка уже разложилась на одном сидении и примкнула лбом к прохладному стеклу.

Объявляется следующая станция – сначала на русском, потом на башкирском – и поезд трогается. Меня всего трясет, и даже непонятно – то ли от страха, то ли от движения поезда. Ещё некоторое время мы лежим, не двигаясь, проносясь мимо города, над которым уже выглядывает утреннее солнце. Мы проезжаем по мосту над рекой, а затем оказываемся в окружении лесов и деревьев. И тут Макс подаёт первое шевеление.

Он аккуратно привстаёт, и, не отцепляясь, садится на корты и что-то кричит нам. Его слова поглощает шум, но мы его понимаем и тоже переходим в положение сидя. Сильный вечер с мощной силой бьёт в лицо. Он трепет не только волосы, но, кажется, будто с меня вот-вот слезет кожа, поэтому я отворачиваюсь в другую сторону. Зелёные пейзажи превращаются в неразборчивую мазню. В ушах стоит неистовый гул, давящий на виски. Кажется, ради чего стоило сюда лезть? Но эти эмоции, которые кипят у меня внутри, неописуемы. Была бы возможность, я бы встал во весь рост, закрыл глаза, расправил руки, словно крылья, и представил, что я лечу. Но сейчас я просто счастлив тому, что сижу тут и даже ничуть не жалею о том, что согласился. Оборачиваюсь на пацанов и по их довольным моськам понимаю – они тоже.