«С двенадцатого августа тринадцатого года», – вновь думаю я, но говорю совсем другое:

– Три года, – отвечаю металлическим голосом и для большей значимости всё же добавляю: – С половиной.

– Ничего себе ты запомнил! – удивляется она, и у меня чуть с языка не срывается: «Просто я каждый месяц перечитываю наш диалог. Диалог с той страницы, которую ты удалила. С которой никогда бы не смогла посмотреть переписку сама».

– Ну ладно тогда, всем пока! – обращается она к своей компашке.

– В смысле «пока»? – напористо спрашивает побирушка, приставая с кресла.

– В смысле мы с Пашей три года не общались, и я хочу с ним прогуляться, – в тон ему отвечает Алина, и побирушка сразу оседает.

– И куда мы пойдём? – спрашиваю я у Алины, когда «Универсам» оказывается позади.

– Хз. В Новосибе вообще тухло. Тут даже магазов нормальных нет, одни ларьки грёбаные.

– Я заметил, – отвечаю я, опешив от её гонора.

– Да давай так потрёмся, пока дождь опять не зафигачил.

– Ну давай.

– Рассказывай, чо как сам? Как тебя сюда занесло?

Мне так многое хочется ей рассказать, но слова будто не хотят лезть наружу. И тут я понимаю важную вещь – мне с ней некомфортно. Я будто иду с незнакомым человеком и боюсь зависти любую тему – вдруг покажу себя с плохой стороны?

Мы идём по Красному проспекту, где Царские дома идут рядом с советскими и переливаются с современностью.

– А руку ты как умудрился сломать? – доматывается она, косясь на размалёванный гипс.

– Долгая история, – отмахиваюсь я, понимая, что говорить не хочется ничего. Лишь пересилив себя, я рассказываю эту историю, но без важных подробностей.

– Понятно, – видно, сильно заскучав от моей истории, зевает Алина.

– А ты как? – спрашиваю я чисто из вежливости.

– Да всё по-прежнему, ничего не изменилось толком, – жалуется она. – Каждый месяц на соревнования по танцам езжу. С группой тоже иногда на концертах выступаем, но чаще вот так на улице играем. Тоже неплохое дело, за один вечер больше штукаря набрать можно.