То есть она не сразу скользнула… И уж, конечно, не сделала ничего, чтобы стать незаметной, просочиться к нему так, чтобы никто не узнал. Нет, конечно! Ли Мэй, Машенька для Епифанова, подошла к палатке в сгущающейся темноте, шла через лагерь, и не видел ее только ленивый. Вот она стоит в дверях палатки, ясно рисуется своей чудной фигуркой на фоне закатного неба.

— Я надеюсь, к вам можно войти?

— Конечно, Машенька.

— Вы обещали мне рассказать, как надо сделать весну более теплой. Выполните обещание?

— Ли Мэй… Вы сможете сидеть вот на таком ящике и пить из такой кружки?

— У меня в палатке точно такой же… Это у вас стол для еды или для работы?

— Это стол для всего. Сейчас у меня были люди, и я снял с него книги и находки. А будет надо, уберу как раз кружки и тарелки… Хотите соленой рыбы? Хотите кофе?

— Дайте… И расскажите про весну.

— А что весна? Ну, холодная она… И сама весна очень долго не наступает, в феврале и даже марте — самая настоящая зима, верно ведь?

Ли Мэй кивнула.

— Ну, и есть по крайней мере два способа сделать зиму и весну теплее. Первый — это одеваться. В шубе весной бывает даже жарко, и уж наверняка вы не замерзнете.

Ли Мэй смеялась хорошо, открыто.

— И второй способ… Надо пить вино, и от него становится теплее. Хотите вина, Ли Мэй?

— Хм… Ну, давайте попробуем… немного.

Как ни отрекался Володя от портвейна, как ни хотел с сегодняшнего дня пить поменьше, а случай, кажется, был не тот. И случай не тот, и это появление Ли Мэй… Что бы ни стояло за ее визитом, Володя уже инстинктивно встал в позицию охотника. А как же охотиться без выпивки?

— Хм… И эту жидкость вы пьете каждый день с утра?

— Это преувеличение. Последние дни я пью эту жидкость по вечерам, и знаете что? От портвейна закат становится совершенно чудесным, а река говорит все интереснее и все громче. Попробуйте — и убедитесь!

— Довольно вкусно…

— Машенька, на вашем лице написано что-то вроде: «Надо же, какая это мерзость!». И ваше лицо входит в противоречие с вашими же собственными словами.