Волна усталости нахлынула на меня, грозясь сбить с ног. Страшно захотелось упасть на землю, лечь, закрыть глаза и не открывать их как можно дольше. На фоне безграничной усталости растворилось все, даже излишне настойчивое чувство долга.

Медленно, низко наклонив голову, я побрел обратно…

Глава двадцать первая

Глава двадцать первая

Спасение?

Я так и не смог уснуть. Большую часть ночи чтоб занять себя и согреться тер ржавый ключик о найденный у входа кусок бетона. Верил ли я в то, что делаю нужное дело и все это часть какого-то там испытания? Да, хотя с каждым часом веры становилось все меньше. Нет, оно и понятно, вера – дама капризная, быстро теряется, меркнет, подкреплять ее постоянно надо, иначе от нее и следа не останется. В любом же случае этот монотонный труд помогал мне. Не согревал он, нет, зато прогонял унылые мысли, да и просто отвлекал от холода.

Несколько раз я порывался зажечь огонь, но дальше идеи так и не продвинулся. Дров не было, конечно, можно было сломать очередной стеллаж, или просто зайти в соседний домик да вырвать пару-тройку досок, вот только смысла в этом я не видел. Увы, не грело меня пламя, а в чем причина такого неуважительного ко мне отношения было непонятно.

Как бы там ни было, я мерз, что с огнем, что без такового. Словом, странности, одни сплошные странности…

Да, я так и не смог уснуть, причем даже тогда, когда окончательно устал тереть ключ, доводя металл до зеркального блеска. Думаю, было уже под утро. Собрался я с духом, забрался под промерзшие тряпки, укрылся с головой, но сон все равно не шел. Его приходу препятствовали три фактора: холод, боль и предвкушение. С холодом все понятно – промерз я насквозь. Так промерз, что цокот собственных зубов срабатывал не хуже будильника. Источников боли было несколько, но первую скрипку в ансамбле отвратительного самочувствия играла рана в ноге. В нее (это видно даже мне дилетанту) попала-таки инфекция, прижилась в ней, расплодилась. А предвкушение? Не знаю, просто появилось оно, безо всякой на то причины, зародилось, будто лишь для того, чтобы внести разнообразие в букет отвратительных ощущений. Заполнило оно меня целиком, не оставив места даже для фантазии. В принципе это и неплохо, я ведь сам мечтал, чтобы она поскорее угомонилась.

«Замолкла фантазия, утихло воображение, теперь бы убрать куда-нибудь предвкушение. Отвратительное все-таки чувство – вера в то, что что-то произойдет. Скоро произойдет. Что-то о чем не имеешь ни малейшего понятия, но что-то важное и вряд ли хорошее».

Смешались противоречивые чувства, добавились к ним мысли, отвратительные, липкие и мрачные. Что из этого набора более всего мешало жить? Так сразу и не ответить. Собственно, я и не пытался ни отвечать, ни анализировать. Просто лежал, стиснул зубы, чтоб не стучали, стараясь забыть о холоде, о боли, решил поставить на предвкушение. Все-таки в нем есть надежда. Призрачная надежда, непонятно, правда, на что…