Римляне, довольные денежной раздачей, уходили из города в приподнятом настроении, охотно отвечая на прощальные крики горожан. И только Понтий Пилат с душой полной горечи был хмурым. Он равнодушной рукой приветствовал иудеев, желавших ему счастливого пути, которые провожали римлян, как будто ничего не произошло.

Панфера вернулся в крепость Антония и перед строем своих солдат передал новому главе Храма ковчег с драгоценным одеянием первосвященника. Солдаты обнажили мечи и ударили по металлическим щитам.

Каиафа дрожащими, потными руками прижал к груди ковчег. Из глаз иудея хлынули слёзы. Он хмыкнул носом и благоговейно поцеловал святую одежду. Священники плакали, тянули руки к святыне и нескладно пели псалмы.

Анна хмурился и, сжимая посох, глядел под ноги. Иудеи собрались в кружок и забыли, что они находились во дворе чужой крепости, среди язычников, которые посмеивались над их поведением, их верой. Священники осторожно прикасались пальцами к ковчегу, к драгоценной одежде и в экстазе вскрикивали, хваля Бога за то, что он позволил им узреть святыню.

Было жарко и душно.

Панфера кряхтел и мигал глазами Каиафе, мол, пора уходить и говорил:

– Ну, что за народ: то плачет, то кричит…зато… – И он улыбнулся, погрузившись в приятные размышления.

Наконец, иудеи, спохватившись и продолжая заунывно тянуть псалмы, кучкой направились к воротам крепости.

Панфера дал знак центуриону Квадрату идти за ним следом и скрылся в глубине прохладного сумрачного коридора, быстро прошёл в свои комнаты, кинулся на ложе и, облегчённо переводя дух, взял с подноса горсть вяленого винограда, высыпал себе в рот. Потом Панфера подтянул к себе запотевший кувшин с вином и, обливаясь, шумно хлебнул из него. С нарочитым равнодушием спросил центуриона:

– Вижу, ты, Квадрат, не нашёл Мессию.

– Нет.

– Ну, а кто-нибудь на горе Елеонской был?

– Да, несколько нищих.

– И ты думаешь, что Мессия не мог быть таким среди этого сброда?

– Так ведь он царь иудейский. Неужели в рванье будет ходить? – смеясь, ответил Квадрат. – Народ такому не поверит.

– Правильно говоришь, а я думал, что ты дурак. А теперь скажи мне: был ли там человек лет двадцати с лицом гладким, некрасивым и, как будто, усталым?

– Да, был. Он как раз и сидел со своей братией на поляне и делил куски хлеба. К тому же, Панфера, я знаю Февду Мессию.

Комендант одобрительно кивнул головой, сел на ложе и указал глазами на кувшин.

– Выпей, ты хороший солдат. Я буду говорить о тебе прокуратору.

Он подождал, пока центурион пил вино. И когда тот, повеселевший, оторвался от кувшина, добавил: