Отрешенная песенка имела задачей прикрыть прозрачную грусть по катерному пайку.

Спустя некоторое время, в разгар июля, по цветущей воде к главному причалу Базы подошел, ворча на малых ходах, торпедный катер, и оттуда выбросили на стенку несколько ящиков со списанной аппаратурой. Затем на палубу катера, утирая после сытного борща губы, вылез Вася в поношенной белой форменке и с брезентовым подсумком на кожаном ремне. Снизу ему кинули красно-белую узкую повязку и подали автомат. «Пост займи, — сказал ему мичман. — Лейтенант через два часа на автобусе приедет». Вася прыгнул на белую стенку; катер, выхлопнув дымком, отвалил и мигом затерялся в пестрой, забитой кораблями гавани.

Вася занял пост.

Представьте себе бетонный, уходящий метров на триста в глубь гавани пирс, на котором свободно разминутся два грузовика, и по обе его стороны, ошвартованные кормой, десятки кораблей: крейсера и эсминцы, тральщики, плавбазы, сторожевики, и на всех этих кораблях тысячи матросов что-то красят, чинят, грузят, проворачивают пушки, запускают дизеля, тащат шланги, хлеб, узлы с бельем, лиловые коровьи туши… а в центре, при повязке, при четырех зеленых ящиках, — бравый Вася в белой форменке, за триста сорок миль от своего дивизиона, с автоматом за плечом, без курева и продаттестата.

Через два часа старший лейтенант не появился, как не появился он и через четыре. А еще через пару часиков Васе захотелось кушать.

Так уж устроен матрос: сколько ни дай ему съесть с утра, а к вечеру опять в брюхе пусто. Попросив на тральщике слева, чтоб приглядели за ящиками, Вася пошел на тральщик справа, где ему без разговоров дали миску горохового супа, длинный хвост от рыбы хек, вволю перловой каши и миску киселя. Вася поблагодарил, покурил с подсменным вахтенным, дал обстоятельную оценку современному состоянию жизни на флотах, согласился с собеседником и снова занял пост. Сытый, он смотрел в будущее благодушно.

На ночь с тральщика слева ему одолжили бушлат. Чай назавтра пил Вася на эсминце, обедал на крейсере, ужинал с ребятами малого противолодочного. Матроса, оставшегося временно без своего корабля и без начальства, на любой посудине накормят и встретят с радушием. Плохо без своего корабля. Это каждому понятно. Но есть в гостеприимстве и особый интерес. Набивши пузо и деликатно спросив сигаретку, матрос обязательно что-нибудь расскажет. Расскажет про бухту Веселую, в которой не был никто из них, да и не будет никогда, — какая там погода, какая земля, какие официантки в офицерской столовой. Расскажет про своего комдива, про боцмана, и выяснится, что флот всюду флот: приятно. К тому же, матрос может оказаться земляком, и пусть не из Ивашкина, а вовсе даже за пятьсот верст из Манушкина — все равно почти что брат.