Вздох Змея – не самое подходящее оружие для такого боя. Его клинок слишком длинный для тесного порядка «стены щитов». Я швырнул его на землю и выхватил Осиное Жало, мой короткий сакс, и сунул его в щель между щитом Финана и моим. Острие впилось в дерево. Я нажал на щит противника. Поверх железного обода виднелись рыжая шевелюра, перепачканное рябое лицо со стиснутыми зубами и одной рваной ноздрей и короткая бородка. Норманн годился мне в сыновья и орал что-то злобное. Поверх плеча у меня скользнуло копье, располосовав противнику щеку. Хлынула кровь, щит норманна дрогнул, и я снова кольнул Осиным Жалом и на этот раз ощутил, как клинок вспарывает кольчугу. Злоба на лице рыжего уступила место удивлению, потом страху. Что-то ударило мне по шлему, и на миг потемнело в глазах. Удара я не видел и не знал, копьем он нанесен или мечом, но он заставил меня податься назад и высвободить Осиное Жало. Я снова двинулся вперед, высоко подняв щит, и продолжал толкать и колоть. Сварт ревел где-то справа, размахивая секирой и заставляя воинов Скёлля податься назад. Молодой норманн напротив снова принялся орать, и при каждом крике из распоротой щеки вырывалась кровь. Щиты наши сомкнулись, я издал боевой клич и почувствовал, что Осиное Жало снова достигло цели, на этот раз глубоко войдя в плоть, и я провернул его и повел вверх. Меч врага надавил на мое запястье, но напор вдруг ослаб. На крепостной стене запел рог. Видимо, это был сигнал – наши противники попятились, потом повернулись и побежали вдоль рва к одному из трех оставшихся выходов. Четвертый, западный, напротив которого стоял Сигтригр, был завален толстыми бревнами.

Туман почти рассеялся, остались только завитки, медленно скользившие над залитой кровью травой. С крепостной стены полетели тяжелые копья, одно из них вонзилось мне в щит, оттягивая его к земле. Я отошел и высвободил острие из ивовой доски. Потом поднял Вздох Змея. Ни мои дружинники, ни люди Сварта не преследовали отступающих норманнов. Я видел, как молодой воин с раненой щекой уходит со своими, но он хромал и пошатывался. Я обтер лезвие Осиного Жала полой плаща и посмотрел на Финана:

– Прости.

– За что?

– Я был медлительным. Ты – нет.

– Это они были быстрыми, очень быстрыми.

– Может, Скёлль прав, и я становлюсь старым.

Норманны в форте потешались над нами.

– Милости просим в Скёлльхолм! – кричали они.

Я оглядел наших павших.

– У Вульфмэра были дети? – спросил я, догадываясь, каков будет ответ.

– Двое, – подтвердил Финан. – Старший, рыжий озорник, столкнул сестренку в выгребную яму.