— Да что вы рапортуете, как автомат?!

— Я вынужден повторить вопрос, мэм! Вам ясно?!

— Ясно, ясно, ясно! Что мне делать с этой чертовой лицензией на управление яхтой?!

— Иметь ее при себе… И быть готовой в любой момент уйти в море. И добраться до Гамбурга. И там пришвартоваться. Место покажу на карте попозже. Нанять команду сможете?

— Нужен еще всего один человек, какая команда?!

— Вот и хорошо. Наймите. В Гамбурге к вам придут. Или я, или тот, кто не нуждается в пароле…

— Пол?!

— Мэм, мистер Пол Эс. Роумэн мне про это не говорил. Я передаю то, что должен передать. Пошли спать? Я дам вам восковые бришоли. Дело в том, что я по ночам кричу. Меня мучают кошмары. Даже мама боится этого, не может уснуть. Я не хочу причинить вам хоть малейшее неудобство… И по дороге расскажите все о вашей встрече с адвокатом Мартенсом. Если вас не затруднит…

В то утро Кристина впервые проснулась без того постоянного чувства страха, которое испытывала, уехав в Осло; она слышала ровное и глубокое дыхание Джека Эра в соседней комнате; иногда он резко всхрапывал, замирал и долго-долго не дышал, потом раздавался такой ввинчивающий храп, что ей делалось страшно за нос Эра: сломаются перегородки; как же это важно, когда рядом с тобою друг любимого; он несет в себе частичку Пола; нет ничего прекраснее ощущения надежности; любовь — это надежность. В детстве и юности у человека есть папочка и мама. Потом приходит любимый. А после дети… Как все логично придумано; только нет ли в этом какой-то заданной безжалостности по отношению к человечеству? При всей разности полутора миллиардов людей, населяющих землю, — ни одного одинакового, ни одного, ни одного, ни одного, — всем им предписана одна судьба. Неужели это и есть закон бытия, расписанный по возрастным фазам? Для всех обязательный и беспрекословный? Новобранцы какие-то, а не дети божьи…

Кристина тихонько поднялась с кровати и, ступая босыми ногами по теплым доскам пола, пошла в ванную; храпение мгновенно прекратилось: ну и чуток! Словно какой зверек, а ведь только что выводил такие рулады…

— Я не мешал вам спать, мэм? — спросил Джек Эр. — Боюсь, вы проклинаете свою доброту. Весь день будете клевать носом.

— Вы не кричали во сне, — сказала Криста. — А храпите, действительно, как иерихонская труба. Сейчас будем пить кофе, я только приму душ… С едой, правда, плохо — хлеб и маргарин…

— О, я умею делать прекрасные гренки, мэм! Если разрешите, я пойду на кухню…

Гренки он сделал вкусные, пальчики оближешь; внимательно смотрел, как Криста ела; и кофе заварил по особому рецепту, мешал сахар с порошком очень тщательно, видно, мама научила, чисто женская тщательность, мужчины готовят веселее и раскованнее. Женщины поминутно заглядывают в поваренную книгу, все меряют на весах — и сколько надо положить картошки, и сколько морковки, страшатся отойти от напечатанного, зверьки; вот почему в цирке сначала дрессируют львицу, а уж потом работают со львами. Женщины легче поддаются авторитету власти, — кусочек сладости и резкий окрик, что еще надо?!