— Некоронованный король Нью-Йорка. Именно он финансировал предвыборную кампанию губернатора О'Дуайера… Игорные дома, организованная проституция — миллионный бизнес, связи с сильными мира сего, — где, как не в клубе, за рулеткой, можно дать голове отдых?! Словом, когда я вернулся после победы, люди, связанные с убийством Эстел, еще сидели в тюрьме, но должны были вот-вот освободиться, хотя сроки они получали огромные, лет по двадцать каждый… За них по-прежнему бился Энтони Аккардо — с помощью О'Дуайера. Юристом Аккардо был Юджин Бернстайн, он еще Капоне обслуживал… А ближайшим приятелем Бернстайна является Пол Диллон, друг президента Трумэна, один из боссов демократической партии в Сент-Луисе… Словом, их освободили, перекупив всех, кого надо было купить, вы знаете, как это делается… Я установил адреса всех, кого выпустили… Чирчеллу, правда, пока держат в двухкомнатной камере, но он уж слишком замазан… А его друзья д'Андреа, Рикка и Кампанья начали крепко
— Да. Я с ним знаком.
Кэйри вскинул глаза на Роумэна; взгляд был странным, ищущим:
— Ну и как?
— Сильный человек. Не хочу врать: он мне симпатичен…
— Ну-ну… Хорошо, что говорите правду… У меня к ним однозначное отношение… Словом, я стал охотником, настоящим охотником за двуногими зверями… Я ведь до этого трижды бывал у О'Дуайера, семь раз у Морана. «Дорогой Джон, поверьте, мы делаем все, что в наших силах; те мерзавцы, которые надругались над вашей несчастной сестрой, будут найдены. Мы посадим их на электрический стул, клянемся честью»… Охота предполагает умение
— Ясно… В общих чертах… Вы начали свою войну… Как я — мою…
— Я выяснил, что освобожденный гангстер Рикка прекрасный сын, обожает отца, дона Витторе, старику шестьдесят четыре года, к мафии не имел никакого отношения, очень набожный человек… Вот я его и выкрал… Это было нетрудно сделать, он сам покупает овощи, все итальянцы, особенно старики, ходят на овощной базар, это у них какая-то страсть… А дальше… Знаете, какая-то трагикомедия… Старик — когда я привез его в хибарку на берегу — сказал: «Сынок, если тебе надо помочь, я и так помогу, без этих фокусов… У тебя глаза больные и руки трясутся… Ты не из тех, кто умеет делать зло…» Ну, я и открыл все старику… Он спросил, где здесь поблизости телефон… Я сказал, что в полумиле отсюда есть аптека. «Пойдем туда, сынок, — сказал он мне, — позвоним этому проказнику, думаю, все образуется». Пришли мы с ним в аптеку. «Знаешь, сынок, у меня диабет, мне надо по часам есть, давай-ка попросим омлет, а?» Я заказал омлет, мы с ним перекусили, а потом он позвонил сыну и начал говорить по-итальянски. Я понял, что через полчаса сюда приедут мафиози… Обидно, конечно, подыхать после того, как прошел фронт, но что делать, я знал, на что шел… Больно уж у старика были хорошие глаза… Словом, он дал мне два имени и адрес… «Мой мальчик не имел к этому делу никакого отношения, сынок, — сказал старик, — он поклялся, он не посмел бы мне лгать». — «Откуда же он знает эти имена?» — спросил я. «Сынок, чтобы быть в его деле, надо знать все и обо всех. Чем его бизнес позорней, чем работа шерифа? Или губернатора? Давай-ка будем искать такси, тебе надо спешить, если хочешь сквитаться; мой мальчик назвал имена, но он — по их законам — имеет право предупредить тех людей… Ты не вернешь несчастную девочку, а сам можешь погибнуть, стоит ли, сынок?» Вот так, — Джон Кэйри разгрыз еще одну спичку. — Понимаете, какая штука вышла…