Вслед за сим, спустившись все вместе в столовую, мы оборачиваем труп в какую-либо подходящую материю и, уложив мумию в крытый автомобиль великого князя, отвозим его в заранее намеченное место и бросим в воду, привязав к телу цепями двухпудовые гири, дабы труп не всплыл случайно на поверхность через какую-либо прорубь, хотя это представлялось нам едва ли возможным, ибо вследствие жестоких морозов все в Петрограде и его окрестностях реки, речки и каналы были покрыты толстым слоем льда, и приходилось подумать и подыскать место, свободное от ледяной коры, куда мы могли бы опустить труп убитого Распутина. На этом закончилось наше заседание»[284].

Нам бы всё это не мешало запомнить…

Как видим, никто из пяти заговорщиков не хотел марать руки кровью. Сообща подсыпать в пирожные и рюмки с вином цианид – это одно; другое дело – палить из пистолета и выглядеть, как мясники в базарный день. Поэтому каждый хотел всего лишь играть ту роль, которая ему была отведена: кому-то выглядеть радушным хозяином; кому-то садиться за руль автомобиля; кому-то – разыгрывать живым мертвеца; кому-то – улаживать отношения с властями на случай непредвиденных обстоятельств…

Возможно, на случай провала планировался и некий «план Б». Но что такое «план Б»: он всегда означает провал основного; а дальше – куда уж вывезет… Хотя события показали, что никакого «плана Б» у злоумышленников не было и в помине! Лишь цель: ликвидировать «старца». Скорее всего, когда всё пошло не по плану, у Феликса Юсупова сдали нервы. Схватив браунинг, он ринулся к омерзительному «старцу». Через какое-то время раздался выстрел.

Попытка побега «мертвеца» застала всех врасплох! Хотя, если верить воспоминаниям наших «мемуаристов», «все» – это лишь двое: Феликс Юсупов и Пуришкевич. Первый то ли в полуобмороке, то ли бьётся в истерике… И тогда за беглецом бежит вооружённый «соважем» депутат. Стреляет раз… другой… И всё мимо! Своё отчаяние Владимиру Митрофановичу блестяще удалось отразить в дневнике:

«Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту. Стрелок, более чем приличный, практиковавшийся в тире на Семеновском плацу беспрестанно и попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня неспособным уложить человека в 20-ти шагах».[285]

«Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту. Стрелок, более чем приличный, практиковавшийся в тире на Семеновском плацу беспрестанно и попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня неспособным уложить человека в 20-ти шагах».[285]