Светлый фон

Внимательно прочтём следующие строки из воспоминаний Юсупова: «Нечеловеческим усилием я вырвался. Он упал ничком, хрипя. Погон мой, сорванный во время борьбы, остался у него в руке. «Старец» замер на полу. Несколько мгновений – и он снова задергался. Я помчался наверх звать Пуришкевича, сидевшего в моем кабинете».

«Нечеловеческим усилием я вырвался. Он упал ничком, хрипя. Погон мой, сорванный во время борьбы, остался у него в руке. «Старец» замер на полу. Несколько мгновений – и он снова задергался. Я помчался наверх звать Пуришкевича, сидевшего в моем кабинете».

Как видим, Распутин во время борьбы с Юсупова «сорвал погон».

Есть ещё кое-что. Из показаний Власюка:

«В это время я увидел через забор, что по двору этого дома идут по направлению к калитке два человека в кителях и без фуражек. Когда они подошли, то я узнал в них князя Юсупова и его дворецкого Бужинского…»

«В это время я увидел через забор, что по двору этого дома идут по направлению к калитке два человека в кителях и без фуражек. Когда они подошли, то я узнал в них князя Юсупова и его дворецкого Бужинского…»

Таким образом, князь Юсупов был «в кителе». Удивительно, что не только он один, но и его дворецкий Бужинский. Заметим, «китель» – отнюдь не «военно-походная форма», о которой показал городовой Ефимов.

 

Теперь о четвёртом – великом князе Дмитрии Павловиче. Окончив Офицерскую кавалерийскую школу, он официально числился по военному ведомству (с апреля 1915 года – поручик Русской императорской армии); служил в лейб-гвардии Конном полку. На момент описываемых событий даже являлся шефом двух полков – Фанагорийского 11-го гренадёрского и Лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского.

Итак, перед нами самый что ни на есть поручик русской армии. Причём – находящийся на действительной военной службе. Так что заподозрить великого князя в убийстве «старца» очень даже можно, причём без всякой натяжки. Хотя и здесь имеет место один нюанс: именно великий князь Дмитрий Павлович вместе с д-ром Лазовертом (который сел за руль) покинул Юсуповский дворец, не предполагая, что Распутин ещё жив. По крайней мере, так, судя по записям Пуришкевича, было запланировано; и так писали в своих опусах оба «мемуариста».

поручик русской армии.

Жертву добьют уже после отъезда Дмитрия Павловича и Лазоверта. Выходит, они оба ни при чём.

добьют ни при чём.

 

Кто остаётся в активе? Ах, да – пятый: некто Сухотин, Сергей Михайлович.

Странное дело, во всех воспоминаниях и даже в описаниях той трагической ночи этот человек как бы ненароком оказывается где-то на самых задворках событий – он почти незаметен. Сухотин – некая тень среди всех этих князей, депутатов и докторов. Этакий мальчик на побегушках, «подай-принеси». Мало того, в своём дневнике Пуришкевич его даже не называет; зато проговаривается, когда упоминает: «поручик С.». Полностью его фамилия прозвучит лишь в мемуарах князя Феликса Юсупова «Конец Распутина», изданных в Париже в 1927 году.